Алиса тронула Мику за плечо, и он рефлекторно дернулся. Тогда она убрала руку. Не было хорошего способа спросить то, что она сейчас собиралась спросить. Может быть, отец Мики так же сообщал своим пациентам плохие новости. Алиса вдохнула неподвижный воздух и спросила:

– Как он выглядит?

Мика качнулся вперед, как будто хотел сделать шаг, но в последний момент передумал и зацепился ступней за асфальт. Алиса поняла.

– Не дури, – сказала она. – Не надо. Просто скажи, как выглядит.

– Высокий. Плотный. Волосы с проседью, короткие. Залысина. Лоб широкий, скулы. Шрам вот тут.

Мика провел пальцем под скулой. Алиса кивнула.

Она чувствовала спиной, как Мика смотрит ей вслед: между лопатками было горячо, а потом тепло разом исчезло, и в этот момент она точно знала, что он отвернулся и, наверное, смотрит теперь обратно в сторону парковки или помогает госпоже Марии поправить сбившийся набок кардиган.

Первой была темноволосая женщина. Алиса не увидела лица. Голова повисла на грудь, волосы двумя вороньими крылами траурно покрывали голову с боков. Медицинский хлопчатобумажный костюм, белый халат поверх. На груди приколот лист бумаги формата А4. Прикололи прямо булавкой именного бейджика, который прикрывал верхний уголок. С бейджика смотрело круглое лицо с карими глазами в обрамлении модных очков в жирной черной оправе. «Доктор Катарина Ракич, гинеколог». Ниже крупными косыми буками фломастером было написано «Предатель родины».

Алиса холодными пальцами отколола бейджик и табличку. Листок сложила вчетверо и вместе с бейджем убрала в поясную сумку.

Следующим был полный мужчина с коротким седым ежиком и аккуратной бородкой. «Полковник, доктор Ненад Стоянович, начальник отделения гинекологии». «Предатель родины».

Пожилая дама с тяжелой копной волнистых волос. «Доктор Елена Лалич, заведующая детским отделением». «Предатель родины».

Стройный, хорошо сложенный высокий мужчина с не по уставу длинными, почти до плеч темными волосами, очки свисали с одного уха. «Доктор Желько Лазаревич, врач детского отделения». «Предатель родины».

Алиса по очереди собрала все бейджи и все таблички. Повернулась к группе. Мика и правда не смотрел. Госпожа Мария обнимала его, прижимая голову к своему плечу и поглаживая по голове. Марко курил. Даже отсюда Алиса видела, что он упер в нее цепкий собачий взгляд. Она скрестила руки перед собой и отрицательно покачала головой. Марко выпустил дым и что-то сказал. Мика вздрогнул, и рука госпожи Марии перестала двигаться, теперь ладонь просто прижималась к затылку.

Алиса развернулась и на всякий случай дошла до края здания, заглянула за угол. Чисто. Вернулась. Марко все так же смотрел, и она дернула головой в сторону главного входа. «Проверим?». В ответ Марко потоптался, а потом снял рюкзак, опустил у ног госпожи Марии и пошел к ней. Старался не смотреть в сторону тел, косил глазами на здание.

– Внутрь пойдем, Маки?

– Зачем? Думаешь, кто остался?

– Могли спрятаться.

– Ну и пусть. Не наше дело.

– Вдруг он внутри?

– Такой кабан-то? – мрачно усмехнулся Марко. – Чтобы отсиживался?

– Я обещала.

Этот аргумент Марко понял. Сказал:

– Я пойду. Кто-то должен этих двоих постеречь.

Алиса помолчала. Ей и хотелось, и не хотелось быть сейчас рядом с Микой, и точно не хотелось оставлять с ним прямого бестактного Марко. Но сейчас впервые с того утра, когда они с Микой столкнулись во дворике школы и спасались бегством под звук бьющегося стекла, появилось что-то еще, кроме Мики. То самое звериное, про которое рассказывал ей сальный опытный коллега. Обленившийся от беспечной жизни зверь внутри теперь голодно ворочался с боку на бок и выпускал когти. Алиса хорошо помнила, что когти будут царапать, раздирая все внутри в мясо, пока она не покормит зверя. Бейджиков и листочков ему мало. Нужно больше. Зверю всегда нужна была правда, но правды никогда не было, поэтому зверь соглашался на историю.

– Побудь с ними, Маки. Если кто нападет, нужно будет отбиваться, а внутри, скорее всего, придется побегать. Ты сильный. Я быстрая. Уговор?

Марко поморщился, но все-таки кивнул:

– Ладно. Уговор.

Она смотрела ему вслед, пока он не вернулся к группе. Видела, как лезет в карман за пачкой, раскуривает. Тычет Мику в плечо. Как Мика медленно поднимает голову и вытаскивает две сигареты, одну зажимает в губах, а вторую предлагает госпоже Марии. Как Марко достает бутылку воды и пускает по кругу, чтобы все сделали по глотку. Только тогда Алиса повернулась к крыльцу и пошла прямо на входную дверь.

Глава 13

Зверь сразу взял след. Тренированный взгляд отмечал детали, которые сразу складывались в ровные строчки текста в голове.

В пустом гулком вестибюле приемного покоя все цело – штурмом не брали. Но светлые настенные панели кое-где с темными пробоинами – дали несколько предупредительных залпов, возможно, сразу, с порога. Нет следов, нет крови, нет битого стекла, разлетевшихся бумаг. Стекло в будке приемного покоя целое. Сюда пришли, но не убивать.

А тела на улице?

Зверь дернул ноздрями. Алиса на мгновение увидела монитор ноутбука с открытым файлом, в котором мигал курсор и по одной появлялись буквы. «Казнить». Сюда пришли вершить правосудие. Курсор движется назад, стирает за собой буквы, заменяет на другие. Вершить то, что считали правосудием. Перед глазами замелькали транспаранты, которые Алиса видела сегодня у Храма. Перечень врагов нации известен. Аборты и вакцинация детей занимали в нем не последнюю позицию.

Алиса прошла мимо лифтов к лестнице, такой же пустой и чистой. На стене висела броская желтая таблица: перечень отделений, номера кабинетов и направление, указанное верными стрелками. Нашла то, с которого нужно было начать поиск.

По лестнице Алиса поднималась бесшумно, на полусогнутых коленях. Первый этаж встретил глухой неподвижной тишиной. Алиса на всякий случай прошла мимо нескольких дверей и дала зверю прислушаться. Зверь дернул ухом: ни следа присутствия человека. Такой воздух бывал в поселениях-призраках, жители которых или спешно покинули дом в поисках лучшей жизни, или уезжали поколение за поколением, откачивая из некогда живого места последнюю теплую кровь. Люди оставляли дома с утварью, детскими игрушками, одеждой в шкафах и постельным бельем в ящиках комодов. Оставляли нажитую мебель и семейные библиотеки. Оставляли домашних питомцев, а иногда и своих стариков, которых вскоре забирало время. Потом эти поселения стояли иссохшейся копией живого мира: в окнах стояли цветочные горшки, но цветы давно истлели, на полках были книги, но их страницы набухли влагой и проелись плесенью.

Это место умерло в одночасье, но мирно. Кроме тел, привязанных к фонарям на улице, ничего не рассказывало о насильственной смерти. Ни грязных следов, ни косых надписей по стенам из баллончиков, ни разбросанных