Шрифт:
Закладка:
– Будь спок, – заверил Серега.
– Если у меня по ходу что-то ценное проскочит, то доложу… всенепременнейше, – добавил Кис, невольно улыбнувшись. Это старинное церемонное слово, которое он любил время от времени вставлять в свою речь, всегда смешило Серегу Громова и воспринималось им как фирменное словцо старого друга.
Когда Алексей закончил, был двенадцатый час ночи.
Сашка заждалась, привычно подумал он и сразу спохватился: заждалась ли?
Он предупредил ее, направляясь из Колокольцев к Анастасии Афанасьевне в Москву, что дома будет поздно. Они всегда так делали, и он, и она, когда задерживались. И сейчас следовало позвонить жене и сказать, что он наконец едет домой, – тоже часть обычного ритуала. Только Алексея вдруг кольнула мысль: а дома ли Александра? Вдруг воспользовалась отсутствием мужа, чтобы… Если у нее кто-то есть… И она на свидание отправилась?!
Может, приехать без предупреждения? Посмотреть, дома ли она? Или позвонить на домашний: возьмет ли трубку? А то по мобильному легко…
На домашний они по вечерам никогда не звонили, чтобы не разбудить детей. Но сейчас ревность будто вцепилась в горло и драла по живому стальными когтями.
Какая низость, подумал он вдруг. Какая низкая низость! Что с тобой, Леха? Неужто и впрямь готов устроить проверку?
Тьфу ты. Умри, ничтожество.
И он набросал эсэмэску: «Еду домой, плюс-минус полчаса. Целую, родная».
Ответ пришел в ту же секунду: «Мне завтра рано вставать, лягу пораньше, тебя не дождусь. Целую, солнышко, спокойной ночи».
Вроде бы все как обычно. Мило, ласково. Почему же его сердце больно сжалось, будто в предчувствии беды?
* * *
Я не заметила, как уснула. Легла не раздевшись, прямо в куртке. Диван оказался жестким, вместо подушки я использовала неудобный валик, а укрылась старым колючим клетчатым пледом, лежавшим тут же с краю. Однако в сон я провалилась довольно быстро. А когда открыла глаза, свет все горел – два неярких светильника по краям потолка. Который же час на моей планете?
Привычно поискав глазами телефон, я разглядела его на маленьком столике. Хотя зачем, у меня ведь есть часы! Я посмотрела на запястье, в тусклом свете разглядела: семь. Утра, я надеюсь.
Бабушка с Русланом наверняка провели бессонную ночь…
Нужно срочно придумать, как выбраться отсюда. Каким-то образом убедить этого Андрея Борисовича, что я…
А, собственно, зачем убеждать? Он ведь говорил вчера о сделке… Да, точно, он предлагал сделку: я перестаю за ним охотиться, а он меня отпускает.
И зачем я, правдоискательница и правдолюбица, пыталась доказать ему свою непричастность? Есть люди совершенно непроходимые, доводам они не внемлют, достучаться до них невозможно. А главное, не нужно! Пусть он считает, что я кого-то там убила – в конце концов, это ничего не меняет! Он не суд и не полиция, в тюрьму меня не посадит. Наоборот, отпустит! Стоит только пообещать, что лично его я убивать не собираюсь.
Я-его-не-собираюсь-убивать. Как смешно звучит. Как дико. Однако он, бедняжка, именно так и думает: что я охочусь за ним с пистолетом! Ха-ха.
Некоторое время я сидела на диване, вспоминая детали вчерашнего диалога. Очень странного диалога. Но ничего не поделаешь, не я его сочинила.
Ужасно хотелось пи`сать. Вчера я даже не сходила на ночь в туалет – желания не возникло, из-за всех негативных эмоций, наверное. А сейчас я с трудом сдерживалась… И зубы хотелось почистить, и плеснуть воды в лицо. Душ бы не помешал, конечно… Но тут нет ни ванной комнаты, ни даже просто туалета. Что делать?!
Я по-прежнему была убеждена, что в кабинете есть еще одна потайная дверь. И там, дальше, должны быть и туалет, и душ, и что-то еще… Кухня, может?
Только туда не попасть…
Не попасть?
Я снова принялась внимательно рассматривать полки и стены, надеясь угадать, где находится механизм открывания потайной двери.
Безрезультатно.
А если… Да, если отправиться обратно? Там должна быть вода, раз там стиральная машина! Только меня ведь заперли…
Я с досадой дернула металлическую дверь, ничуть не надеясь на чудо.
Однако она открылась!
Когда он ее отпер? После того, как я уснула? Я ведь точно помню: он повернул ключ, уходя…
В подвале повсюду горел свет. И все, что вчера я изучала в темноте на ощупь, сегодня явилось моим глазам. И комната с полками, и комната с машинами и большим бельевым шкафом.
Первым делом я бросилась к входной двери: вдруг похититель и ее оставил открытой.
Но нет. Мечтать не вредно, как говорится – заперто. Значит, пока в моем распоряжении три помещения.
Я снова обошла их и теперь, при свете, обнаружила удивительные вещи. На полке с консервами лежал консервный нож, хотя, насколько я успела заметить, банки были с язычками. На полке с бутылками воды и брикетами сока стояли пластиковые стаканы. На полке с вином и другим алкоголем (выбор большой!) оказался штопор. Возле стопки сухих хлебцев нашлись картонные тарелки, пакетики с одноразовыми приборами и рулоны бумажных полотенец. Он их тут нарочно положил, для меня? Или это часть запасов на случай ядерной зимы?
Как бы то ни было, я вполне могла поужинать вчера, если бы не оцепенела от усталости и какого-то вялого отчаяния…
Открыв одну из бутылок с водой, я протерла руки, умылась, прополоскала рот. Воду я лила прямо на пол, но вскоре устыдилась этой неопрятности, поскольку заметила крошечную раковину в углу постирочной комнаты. Вода из крана не шла, но…
Но нельзя ли использовать ее как туалет? Позывные, которые посылал мне низ живота, становились все сильнее.
Я прикинула высоту раковинки на глаз. Жутко неудобно, конечно, на нее залезать – а что делать? Не писать же на пол, в самом деле!
Сняв один из картонных ящиков, достаточно твердый и крепкий, с полки, я приставила его к раковинке. Спустила джинсы, трусы и пристроилась на ней.
Закончив, я только собралась одеться, как в этот момент открылась подвальная дверь. Андрей Борисович шагнул в бельевую комнату. Увидев меня полуголой – я все еще стояла на картонном ящике, нервно пытаясь побыстрее натянуть штаны, – он вдруг рванул ко мне. Ухватил за пояс и дернул джинсы обратно вниз. И
