– Людей можно понять, они боятся. – Я развела руки в стороны, вдруг поймав себя на том, что начинаю подкреплять слова жестами, как на сцене.

– Понять? А кто поймёт меня, кто поймёт моих актёров? Мы скоро начнём голодать.

– Тогда вам нужно сделать так, чтобы люди вспомнили, как они любят театр.

– Боюсь, без посторонней помощи нам это не удастся. Страх всегда был сильнее счастья. Уж я-то это знаю.

– Так вам уже помогают. Этим делом занялись маги. Более того, сам главный королевский маг…

– Это, конечно же, утешает, – прервал меня Брынь. – Но если в дело вмешиваются маги, то добра не жди.

– Зря ты так, маги делают, что могут. Мы все делаем, что можем. – Заявление Брыня меня обидело, ведь я тоже была магом.

– Значит, нашу труппу вызвали в Великий город потому, что я… мы под подозрением? – спросил вдруг старый актёр.

– Нет. – Предположение Брыня меня озадачило, но не удивило. – Рюк позвал вас, чтобы сэкономить мне время. Я хотела передать тебе эту маску, и главный королевский маг всё устроил в лучшем свете.

– Что-то он уж очень щедр, – пробормотал Брынь, – или вы с ним добрые друзья?

Я сузила глаза.

– Нет, мы не друзья, – сказала я и подумала, что Брынь прав, что-то уж больно Рюк расщедрился на помощь. Воцарилось тяжёлое молчание. Вместо того чтобы быть отстранённым, разговор переключился на меня. Но нужно было продолжать. – Говорят, маски получили многие труппы, вам подбрасывали подобное?

– Нет. – Брынь покачал головой.

– Брынь…

– Я бы не стал врать, Дная. – Старик как-то сразу поник. – И выгораживать никого из своих не стал бы точно. – Брынь сделал паузу. А потом вдруг поспешно заговорил: – Давай лучше о приятном. Ты знаешь, Вик купил собственный фургон. Он вообще за последнее время сильно изменился. Мне кажется, в нём просыпается магия. Ты меня понимаешь? – Брынь многозначительно посмотрел на меня. – Понимаешь? К нему надо относиться особенно, его надо беречь.

Покинув Брыня, я сразу наткнулась на Вика, Лени поблизости не было. Это меня настолько испугало, что, видимо, ужас отразился на моём лице.

– Эй, эй, не волнуйся! – поспешил успокоить меня парень. – Твоя сестра сейчас у Риу. Змей мучает. – Он вздохнул. – Можно мне с тобой поговорить?

– Да, Вик, я слушаю. – Мой ответ прозвучал резче, чем мне того хотелось. Я размышляла над словами Брыня. В Вике просыпается магия. Ну надо же?! Новый фургон. Он сильно изменился. Многозначительное «Ты меня понимаешь?», «Его надо беречь».

– То, что я тогда натворил…

– Что ты натворил? – Я в ужасе уставилась на друга своего детства.

– Как что? Я снял маску, чем заставил тебя сделать то же самое, и ты стала Хатой. Неужели ты всё забыла?

– Это уже в прошлом, – нервно отмахнулась я. – Это уже настолько в прошлом, что можешь не вспоминать.

– Но я не могу не думать об этом. Когда я узнал, что ты исчезла, то тут же отправился на поиски. Просто старику Рэуту повезло больше.

Я со всей силы сжала зубы, чтобы не ответить Вику резко. Меня душила ярость.

– Я снял маску потому, что хотел, чтобы ты меня полюбила. Хотел поцеловать тебя.

Я снова не ответила.

– Я купил собственный фургон, Дная. Я теперь взрослый, воспринимай меня, пожалуйста, соответствующе. – Слова были жёсткими, но голос казался не таким. Голос был просящим, умоляющим.

Я молчала. В голове было очень пусто, мне казалось, что меня вообще здесь нет. Как бы я хотела иметь способность Рэута мгновенно переноситься в другое место. Куда угодно, только прочь отсюда.

– Однажды я стану сильнее и богаче Рэута. Я весь мир к твоим ногам брошу, Дная! Я всё сделаю для этого!

Слова Вика растворялись, словно хлебные мякиши в воде, затем время проглотило их, подобно голодной рыбе, и ушло на дно…

…Тишина. Яркое солнышко, блики на воде. Я и Вик совсем ещё дети. Музыка. Я всхлипываю, мать наказала меня за что-то. Вик откладывает свирель, долго смотрит на воду, прежде чем заговорить:

– Однажды я стану знаменитым актёром, куплю себе фургон и увезу тебя далеко-далеко от этого замка. Это моя мечта. Я тебя люблю, Дная, и буду всегда любить.

– Увези меня…

Рыба бьёт хвостом по воде… Время рассержено.

Я выныриваю в реальность, пытаюсь зацепиться. Неужели тот мальчик и этот юноша один и тот же человек? Что стало с моим Виком? Неужели в этом виновата я? Что стало со мной?

– Кого ты любишь, Дная? Рэута, эту развалину? А я люблю тебя. Я всегда тебя любил. Я сделаю всё, чтобы ты тоже меня полюбила. – Губы Вика задрожали.

«Бедный мальчик, бедная я. (Время замирает и начинает нормальный ход.) Жаль, что ничего для нас не повторится, ни солнышка, ни музыки, ни той детской любви».

– Я никого не люблю, Вик, – сказала я спокойно, даже ласково, и удивилась собственным словам. – Тебя не люблю, потому что тебя слишком мало, а Рэута не люблю, потому что его слишком много.

– А сколько тебе нужно, Дная? – спросил Вик. – Сколько тебе надо?

Я закрыла глаза. Снова тишина и блики на воде. Потом я решилась взглянуть правде в лицо. У неё лицо Вика. Я приняла решение. И оно легло тяжёлым камнем мне на сердце. Но кто сказал, что магом быть просто? Кто сказал, что взрослым просто быть? В детстве можно поступать так, как велит сердце. Когда ты вырастаешь, то поступаешь так, как велит долг.

– Покажи мне свой фургон, Вик, – попросила я, подумав: «Интересно, что сейчас написано на моей спине?»

По лицу парня расплылась довольная улыбка.

– Я и сам хотел предложить. Пойдём, Дная, он великолепен, он такой… ты даже не представляешь. Я всегда о таком мечтал. Ты помнишь?

Вик что-то говорил, говорил, я шла за ним на негнущихся ногах, а в ушах стоял звон, и я ничего не понимала из сказанного, словно Вик говорил на незнакомом мне языке.

Фургон, которым так гордился мой друг, был не новым, но очень крепким. Внутри чисто, просто, немного вещей, вместо кровати – большой сундук. Я обвела фургон взглядом и замерла, на полу, точно специально дожидаясь меня, лежала золотая подвеска в форме листика. Я уже видела такую. Я дошла до сундука и села. Передо мной был стол, а на столе засохший кусок хлеба. Я долго смотрела на этот кусок, пытаясь собрать все детали воедино. Что-то было не так. Что-то не складывалось.

Вик вдруг покраснел, заметив, на что я смотрю.

– Экономить приходится, – начал оправдываться