В антракте он купил попкорн. В середине второго фильма он расстегнул ей блузку, помассировал обнаженную грудь и покатал бледный широкий сосок между пальцами, позволяя ему затвердеть, а затем снова стать мягким, ощущая сосок под ладонью и думая: Если бы у меня это было тридцать лет назад. Господи.

Когда второй фильм закончился, было совсем темно. Они поужинали в заведении под названием "У Рожерио" в нескольких кварталах от кинотеатра. Ему показалось, что когда-то здесь подавали китайскую еду на вынос, но теперь здесь была итальянская кухня. Он заказал двойной скотч для себя и чай со льдом для девушки, а потом заказал себе вторую порцию. Они ели макароны и толстый горячий хрустящий хлеб, и она была очень тихой.

Они вышли под свет уличных фонарей.

На другой стороне улицы он увидел вывеску.

Как и многие другие, это заведение не существовало, когда он был мальчишкой. Он бы его запомнил. Но внутри кто-то был. Все вокруг было залито светом.

Он почувствовал прилив удовольствия и набухание члена под мешковатыми брюками.

— Пошли, — сказал он.

Она сидела перед ним на деревянной скамье, обнаженная по пояс, соски то затвердевали, то становились мягкими, совсем как в кинотеатре, а бородатый мужчина сидел позади нее и обрабатывал ее лопатку, его игла жужжала, как электрическая машинка для стрижки под мягкую рок-музыку по радио.

Музыка должна была успокаивать. Мужчина предупредил их, что болеть будет сильнее, чем обычно, потому что кость в этом месте находится очень близко к поверхности кожи. Он видел, как в ее глазах промелькнула боль. Ее буравили уже больше получаса.

— На что это похоже? — спросил он ее.

— Ощущение такое, как будто… меня царапают кошачьи лапы, — сказала она. — Сотни маленьких кошачьих лап. А потом как будто… с меня сдирают кожу. А потом…

Татуировщик улыбнулся.

— Похоже на бормашину дантиста, верно? — сказал он.

— Да, — выдохнула она.

Он увидел капельки пота на ее верхней губе.

— Лопатка, — сказал татуировщик. — Ничего не поделаешь. Но ты чертовски интересный объект, ты это знаешь? Ты не двигаешь ни единым мускулом. Ты как будто позируешь художнику. Я сделаю тебе кое-что особенное. Вот увидишь. Эта роза как раз для тебя. Еще несколько минут.

Из сотен рисунков, которыми были увешаны стены, он выбрал для нее простую красную розу диаметром не более полутора дюймов. Он подумал, что роза прекрасна и что у мужчины вполне искусная рука. Можно было разглядеть прожилки на зеленых листьях, розоватый кремовый цвет бутонов, шипы на изящном стебле…

Жужжание прекратилось.

— Ну, вот и все, — сказал мужчина. — Дай руку. Держи марлю вот здесь и нажимай. Не сильно.

Она сделала так, как он сказал. Мужчина встал со скамьи.

— Хотите посмотреть?

Он встал и подошел к ней сзади. Татуировщик убрал ее руку. Он был очень нежен.

Она прекрасна, — подумал он. Роза выглядела еще лучше, чем на бумаге, более детализированной и изящной, ее стебель точно повторял естественный изгиб кости, как будто принадлежал ей, как будто вырос в ее шелковистой плоти.

Мужчина посмотрел на него, кивнул, оценивая его реакцию. У него была длинная густая борода, седеющие волосы были собраны сзади в хвост длиной с лошадиный, а в глазах ничего нельзя было прочесть. Но он не увидел в них осуждения. Хотя невозможно было не заметить отметин на ее спине и плечах.

Он не увидел вообще никакого осуждения.

— Я могу еще что-нибудь для вас сделать?

Его взгляд остановился на стеклянной витрине у кассы. Там лежали кольца и запонки из золота, серебра и полудрагоценных камней.

— Да, — сказал он. — Да, конечно.

Пирсинг она перенесла не очень хорошо.

Во время первой попытки она вздрогнула, несмотря на местную анестезию, и ее плоть выскользнула из инструмента, похожего на бумажный дырокол, как раз в тот момент, когда татуировщик начал надавливать. Мужчина выругался, а затем извинился перед ней за ругань. Девушка ничего не сказала, хотя ей было больно, и по щекам текли слезы. Мужчина снова нанес анестетик и попробовал еще раз, крепче зажав кончик соска между большим и указательным пальцами и потянув так, чтобы было видно, что это тоже больно, и успокаивающе сказал ей, что это займет всего секунду, всего секунду, затем сжал ручки инструмента вместе.

Она вздохнула и ничего не сказала.

Он удивился, что крови было так мало.

Мужчина продел в ее плоть тонкое серебряное кольцо, которое он выбрал на витрине.

Затем наклонился к другой груди.

Позади них погас свет, и он услышал, как татуировщик задернул штору, когда они вышли на улицу.

Он взял ее за руку и повел за угол.

Во время поездки домой на автобусе он был раздражен, как будто она не хотела колец в сосках. Она не протестовала против татуировки в виде розы. Она как будто смирилась с этим. А для него они были одним целым. И роза, и кольца означали, что она принадлежит ему — и так будет до конца ее жизни. И если он не мог обрюхатить ее, если не мог привязать ее к себе, зародив новую жизнь в глубинах ее чрева, он мог сделать хотя бы это. Дети — это связующее звено, — говорила его мать, и он считал неблагодарностью со стороны девушки желание отказывать ему в них.

Это был такой хороший день в городе.

Он открыл фляжку и выпил. В темноте никого не было видно. Мимо проплывали городки и темные пригородные дома. Он выпил еще.

Городков становились все меньше. Дома уступили место лесам и чащобам, зарослям бледных берез и старым обветренным каменным заборам.

Наконец-то они были дома. Он вышел из автобуса раньше нее и подал ей руку. Она взяла ее, и они пошли по грунтовой дороге в лунном свете. Он видел небольшое серое пятнышко сзади на блузке, там, где татуировка проступила сквозь марлю. На груди таких пятен не было, но он подумал, что блузку все равно придется постирать, пока кровь застынет, и это тоже его раздражало по какой-то неведомой причине. Он опрокинул фляжку и допил до дна, когда они подошли к дому, достал ключи, открыл дверь и включил свет, когда они вошли внутрь.

— Приготовься, — сказал он ей.

— Почему?

— Почему? Почему ты спрашиваешь?

На ее лице отразилась боль.

— Приготовься. И брось блузку в холодную воду.

Он прошел за ней на кухню и наблюдал, как она включила воду в раковине и сняла блузку. Под тонким слоем марли виднелся контур розы на ее плече. Татуировщик сказал, что рана будет чесаться