Шрифт:
Закладка:
— И кто сказал, что даже трех с половиной летний ребенок не может осознать свою смертность, свою растущую хрупкость, свою приближающуюся смерть?
Он медленно откинулся на спинку стула и допил вино.
— Вы очень хорошо отобразили картину происходящего, — сказал Дугас.
— Да, — сказал Морган, улыбаясь. — Думаю, мы все выполняли свою работу вполне адекватно. Даже в этом деле.
Господи. Какой ты самодовольный сукин сын, — подумал Дугас.
— Даже по отношению к вам, — сказал Морган.
Он встал, одергивая смокинг.
Дугас понял, что это сигнал. Двое дюжих рабочих подошли из угла комнаты и встали рядом. Вулборн появился в дверном проеме, обшитом панелями красного дерева, преграждая выход.
— Эмиль Дугас, — сказал Морган. — Вас обвинили, осудили и признали виновным в убийстве Линетт Дженис Хоффман, 23 лет, вашей бывшей любовницы и секретарши, 23 января 2021 года, за год, месяц и три дня до настоящего момента. Ваш приговор должен быть приведен в исполнение немедленно, а наказание — соответствовать преступлению.
У Дугаса закружилась голова. Это было невозможно. Буквально невозможно. Все эти разговоры. Все это лицемерие. Вся эта чушь о наказании, "соответствующем преступлению", эта нудная вступительная лекция, когда на самом деле они собирались убить его каким-то чертовски фальшивым новаторским способом, и это было все, что они могли сделать. Потому что остальное было невозможно.
Дугас чуть не рассмеялся. Вместо этого он взорвался.
— Ты дурак, Морган! Шут гороховый! Или проклятый лживый лицемер. Или все вместе. Как ты собираешься заставить это наказание "соответствовать преступлению"? Ты прекрасно знаешь, что не сможешь. Если ты знаешь, что я сделал с той девушкой, то должен знать, как я это сделал. Это не то, что вы можете воспроизвести. Итак, что же я получу? Что-то приближенное?
Он с отвращением выплюнул это слово.
Морган улыбнулся. Дугас все еще не понимал. Что ж, он ожидал, что тот не поймет.
Он кивнул рабочим. Они взяли Дугаса под руки и подвели к пленке. Дугас боролся, но это было похоже на борьбу с кем-то втрое сильнее его и в три раза крупнее. Каковыми, как он догадался, были эти двое. Точно так же, как он был в три раза сильнее и почти в три раза тяжелее Линетт, когда…
И теперь он истерически смеялся, когда с него сдирали одежду. Смех смешивался с яростью.
— Ты не сможешь этого сделать! — закричал он. — Ты, блядь, не сможешь этого сделать, потому что у меня там нет дырки! Видишь? Ни одного гребаного отверстия, ты, тупой чертов мудак! Она видела меня, когда я делал это с ней, ты понимаешь это? Ты знаешь, что это значит? Ты видишь чертову разницу? Увидеть лицо своего убийцы? Увидеть его удовольствие? Что ты собираешься делать, засунуть его мне в задницу, чертов лицемер? Ты блядское ничтожество! Ты даже представить себе не можешь, как я заставил страдать эту маленькую сучку! Вплоть до того момента, когда я решил свернуть ее долбаную шею! Все это время она смотрела прямо на меня, прямо мне в лицо!
— Мы это понимаем, — сказал Морган. — Прекрасно понимаем.
Он снова кивнул, и один из рабочих достал какой-то предмет из своего чистого белого комбинезона. Дугасу он показался комбинацией садовой лопатки и ножа для удаления сердцевины яблок. Сделан из хирургической стали. Диаметр — два дюйма. И с острым зазубренным краем.
Когда мужчина приложил инструмент к его паху, глубоко погрузил, провернул, а затем вынул, Дугас кричал без остановки.
— Мое лицо подойдет? — вежливо спросил Вулборн.
Сквозь ослепляющую боль Дугас увидел, как брюки официанта падают на лодыжки.
Почти так же, как и у Дугаса, у Вулборна была охренительная эрекция.
Перевод: Zanahorras
Роза
Посвящается Бет и Ричарду
Она была его землей, его почвой. Он бросал в нее свое семя снова и снова.
Он проснулся с чувством, что знает, что ей необходимо, что ей нужен свет, как реальный, так и метафорический, что ей нужно выйти в мир гораздо больше, чем он ей позволял.
Он решил, что возьмет ее с собой.
Когда они вышли из автобуса на послеполуденное солнце, он увидел, как изменился город, и далеко не в лучшую сторону. На самом деле это был всего лишь городок, который пытался превратиться в город в пятидесятые годы и, возможно, на какое-то время преуспел в этом, но теперь дети войны, которые были его движущей силой в годы бума, из-за которых его школы выросли на пустырях и сельскохозяйственных угодьях, а его кинотеатры и магазины заполонила газировка, уехали и оставили его покрытые выбоинами, замусоренные улицы на произвол времени.
И все же он чувствовал себя здесь как дома.
Он повел ее в кофейню "У Мейбл", где мальчишкой сидел за "Kока-Kолой" и сладкой булочкой, посыпанной крошками, ожидая, пока мисс Ланье, которая учила его играть на аккордеоне, закончит с маленькой рыженькой девочкой с косичками, у которой урок был как раз перед его уроком на третьем этаже через улицу. Они перекусили там, у стойки: она — гамбургером, приготовленным на гриле, а он — сэндвичем с тунцом и тонким ломтиком маринованного огурца.
Мисс Ланье больше нет. Рак. Мисс Ланье ушла в мир иной. А он не видел своего аккордеона тридцать пять лет.
Лица в кофейне "У Мейбл" теперь были в основном черными. Но они казались ему теми же усталыми лицами, которые он всегда видел там, — лицами рабочих, склонившихся над едой.
Он понял, кофейня "У Мейбл" всегда угнетала его, даже как-то злила.
Дело было не только в уроках игры на аккордеоне.
Но девушка, похоже, не возражала.
Он взял ее за руку и повел мимо обувного магазина, магазина одежды, комиссионного магазина и поста Ветеранов Иностранных Войн Артура Э. Дойла к магазину аксессуаров для активного отдыха "Рокси".
Магазин был заколочен досками. Вероятно, он закрылся много лет назад. На прогнивших досках были намалеваны граффити, толстые и красочные, как узоры на персидском ковре. Он перевел ее через улицу к кинотеатру "Палас".
Тот был открыт.
— Давай сходим в кино, — предложил он.
Она смахнула гладкую прядь светлых волос со своего хорошенького личика и кивнула.
Они сидели в темноте, одни, если не считать трех других зрителей, сидевших низко ссутулившись в разных местах перед ними, и смотрели, как Жан-Клод Ван Дамм дерется в двух художественных фильмах, и он подумал, что
