— Полагаю, он начал с ягодиц.

— При тогдашнем законе обычное жюри присяжных приговорило его к пожизненному заключению в государственной тюрьме для душевнобольных преступников. Хотя, конечно, он должен был умереть.

Морган затушил сигарету.

— Умереть ужасной смертью.

— Прошу прощения, джентльмены.

Это был официант Вулборн, который нес поднос, чтобы забрать пустой бокал Моргана.

— Хотите еще? Боюсь, что рабочие…

Дерзкий ублюдок, — подумал Дугас. Вулборн обратился к ним обоим, но смотрел только на Моргана, как будто он, Дугас, ничего не значил.

Дугас взглянул на рабочих, двух крупных мускулистых типов, расстилающих непромокаемую пленку в дальнем углу библиотеки. Очевидно, здесь шел ремонт, хотя он не видел в нем необходимости.

— Что они делают, Вулборн? — спросил он.

— Полагаю, меняют часть обоев, сэр.

Мужчина по-прежнему не смотрел на него. Просто взял его бокал, который был еще не совсем пуст.

Ему хотелось разбить этот бокал о благовоспитанное патрицианское лицо Вулборна.

Треклятый официант, Черт бы его побрал.

— Еще одну порцию, — сказал Дугас.

— Да, — сказал Морган. — Еще по одной было бы неплохо.

— Очень хорошо, джентльмены.

Дугас закурил "Кэмел" и пробежался взглядом по обоям с золотыми и красными лилиями возле окна. Возможно, поврежденный участок находился за тяжелыми шторами из утрехтского бархата.

Морган вздохнул.

— Это дело изменило мою жизнь. С этого момента я знал, что хочу делать — что нужно делать. И, слава Богу, наступили именно такие времена.

— Да.

Подхалим в Дугасе легко мог бы сказать: Да, и вы их к этому подтолкнули. С точки зрения карьеры это был бы разумный поступок. Это было бы даже правдой. Но деловые разговоры с этим старым судьей наводили на него скуку. Его карьера и так была прекрасна. Он даже не был уверен, продолжает ли волновать его карьера. У него были другие интересы. Он больше ничего не сказал.

Наглый или нет, Вулборн, по крайней мере, действовал эффективно. Он принес напитки. Херес для Моргана, и односолодовое виски для Дугаса.

Морган поднял бокал.

— За закон, — сказал он, улыбаясь.

— За закон.

Они чокнулись. Затем старая птица начала снова выводить рулады.

— У меня было дело, совсем недавно завершившееся, — сказал он. — Интересное, на самом деле. Отличная проблема с… уместностью наказания. Обвиняемой была молодая мать, убившая своего трех с половиной летнего сына, которого она усыновила, когда ему был всего год. Каким-то образом ее систематическое жестокое обращение с ребенком оставалось незамеченным сотрудниками службы социального обеспечения на протяжении более чем двух лет.

— Такое случается.

— Да, к сожалению, это так. Она объяснила, что ребенок упал с лестницы. Сказала, что он вообще был неуклюжим. Но это было явной ложью. Во-первых, синяки на теле, некоторые месячной давности. Во-вторых, на нем повсюду были следы ожогов.

Он взял сигарету.

— Вне сомнения, от них. Имелись признаки серьезного недоедания. Соседи сообщили, что, по крайней мере, один раз она кормила ребенка его собственными фекалиями. Наконец, ректальный проход был сильно изуродован, разорван и ненормально расширен.

Как обычно, мы приняли ее объяснения, а затем провели расследование и предъявили ей обвинение в убийстве. Ее мужу, кстати, тоже предъявили обвинение и признали виновным — в убийстве по неосторожности. У нас не было доказательств, что он прикасался к мальчику. И, вероятно, он этого не делал. Но он наблюдал за этим.

— В течение двух лет жена жгла мальчика, била, не заботилась о нем, морила голодом, а иногда кормила его собственными фекалиями и издевалась над ним ручкой от метлы — кажется, ее нашли в подвале, — а мужа заставляла наблюдать за этим. Кстати, мне сказали, что сейчас он совершенно безумен.

А на прошлой неделе ее столкнули с лестницы. Она умерла, как и ребенок, от перелома шеи. Мы были очень довольны. Редко, по моему опыту, наказание так точно соответствует преступлению. Почти дублирует его.

Дугас улыбнулся.

— Ага, — сказал он. — Но мальчик был всего лишь ребенком. Невинным, так сказать. А как насчет этого случая?

Морган пожал плечами.

— После нескольких месяцев жестокого обращения с ребенком с женщиной произошло то же, что и с ним. С практической точки зрения.

Дугас задумался, затем кивнул.

— Наглядно, — сказал он. — Весьма наглядно.

— Мы тоже так подумали, — сказал Морган. — Единственное, чего здесь не хватает, — добавил он, — это, возможно, элемента неожиданности.

— Неожиданности?

Рабочие закончили расстилать пленку у окна и устроили перерыв, стоя и покуривая, изредка поглядывая в их сторону. Дугас подумал, что это типично для низших классов в наши дни. От секретарей до официантов и ремесленников.

— Конечно, — сказал Морган. — Вернемся к парню на велосипеде, которого сбил пьяный водитель. Его застали врасплох, не так ли? Он в шоке! В одно мгновение он в порядке, едет себе, а в следующее мгновение его охватывает внезапная ослепляющая агония. Или две молодые девушки, о которых я упоминал, сидят в общежитии, болтают о парнях, одноклассницах, семье, или еще о чем-то, как вдруг жизнь превращается в абсолютный ужас, кошмар, полный боли, смерти и беспомощности. Немыслимо. Невообразимо. И весьма неожиданно.

Морган увидел, что теперь он полностью завладел вниманием Дугаса. Лучше поздно, чем никогда.

Он пригубил херес.

— Элемент неожиданности. Именно поэтому в наши дни мы расследуем, судим и выносим приговоры вдали от глаз общественности. Почему ранние эксперименты с телерепортажами и печатными изданиями, и даже с присяжными и открытыми залами суда закончились? Потому что большинство, если не все, насильственные преступления определенно включают в себя этот элемент. Внезапный шок. И чтобы быть справедливым по отношению к жертве, чтобы максимально приблизиться к тому, что она испытала, любое наказание, которое надеется соответствовать характеру преступления, должно стать для преступника таким же шоком, как в свое время для его жертвы.

А вот этот последний случай, на первый взгляд, немного не соответствует нашему идеалу. Поскольку она издевалась над ребенком так долго — два года, — следует предположить, что в какой-то момент эта женщина поняла, чем все это закончится. Но если заглянуть глубже, то это действительно не так уж далеко от истины. Арест просто удивляет ее. Характер наказания, столь точно отражающий происшедшее с ее приемным сыном, должен был шокировать ее, причем на абсолютно фундаментальном уровне. Что, например, это может быть оскорбительно, когда тебя заставляют есть собственное говно.

Употребление Морганом слова "говно" было настолько неожиданным для Дугаса, что он поперхнулся своим односолодовым виски.

— Извините, — сказал Морган. А затем продолжил. — Посмотрите на уход из жизни. Разве смерть не всегда является неожиданностью? Разве она не всегда является чем-то шокирующим? Может быть, не "как", но уж точно "когда"? Сердечные