Шрифт:
Закладка:
Против всего сказанного выше имеется одно существенное соображение, с которым приходится считаться. Дело в том, что курс на 3/4 оказывается состоящим из секретных данных. В нем по необходимости будут дебатироваться те же вопросы, которые заключаются и в плане обороны, и в плане мобилизации крепости. Возможно ли сделать их предметом обсуждения в среде крепостных офицеров?
Укажем, во-первых, что от личных взглядов начальника штаба будет зависеть вести изложение вопросов курса более или менее близко к предположениям плана обороны, обходя те в сущности весьма немногочисленные тайны, которые не могут быть доверены любому офицеру крепостного гарнизона. Затем, разбор многих вопросов мобилизации перед аудиторией офицеров окажет сильное давление на их разработку — мне кажется, что от этого мобилизационные планы крепостей выигрывают более, чем от любой постановки контроля, хотя бы в виде пробных мобилизаций.
Указываемые мною вопросы дебатируются в крепостях и теперь, но исключительно на бумаге, в тиши кабинетов; крепостная мысль глохнет от того, что не имеет аудитории. Всякое соображение, относящееся к крепости и отвечающее действительным местным нуждам, тотчас же по появлении на свет записывается, законвертовывается, запечатывается и запирается в секретный шкаф — кладбище крепостных мыслей — где все равно покоятся, и хорошие и дурные. Если мы, не доверяя никому, в целях тайны, похороним все крепостное дело, то, понятно, оно не будет возбуждаться; тайна будет схоронена, но создавшееся положение будет печально, мысль заглохнет. Крепостному обществу, крепостному делу нужно немного света, немного воздуха гласного обсуждения.
Техника боевой работы в крепостях за последнее время сильно осложнилась. Надо в мирное время ознакомлять и упражнять офицеров со способом извлечь пользу из новейших долговременных построек, из современного состояния артиллерийской техники; иначе крепость окажется в военное время на таком же положении, как эскадра, экипаж которой впервые видит боевые суда. Там, где нужно искусство, где нужна техника, нельзя далеко уйти на одной тайне. Расчет на то, что в крепости достаточно иметь двух—трех человек, ознакомленных со способами отпора врагу, в военное время окажется в корне ошибочным. Все крепостные работники должны понимать свой маневр — сущность, цель и технику своей работы; только тогда она будет плодотворна.
Во всяком случае нужно доверять собственным офицерам — иначе нельзя из них выработать убежденных защитников крепости, нельзя заставить их полюбить крепость, совместить интересы крепости с их собственными.
В настоящее время крепостное дело полно недоразумений по всем частям. Если бы существовало в общем составе офицеров гарнизона отчетливое представление об общем положении крепостного дела, то большая часть происходящих недоразумений устранилась бы сама собой. Работа крепостного офицера, прохождение им службы в крепости значительно бы осмыслились, и потому сделались бы приятнее и популярнее, что вызвало бы приток в крепости стремящейся работать молодежи.
Русский Инвалид. 1907. № 115. 25 мая.
Дух мертвый
Не вглядываться в прошлые события, не изучать причины наших поражений — значит не желать исцелить нашу армию от сковывающих ее недугов, не желать ей в будущем побед. Нам, русским, отвертываться от тяжелых кровавых страниц дальневосточной борьбы — прямо гадко.
Внимание армии должно быть обращено на последние боевые страницы ее истории. Тяжело становится, когда представить себе, что думы о Ляояне, Шахэ и Мукдене выпорхнут из центра нашего внимания, что мода на них пройдет, как проходит мода на дамские шляпки... А если офицерское общество утратит интерес к опыту прошлой войны, то что делать? Будут выходить двадцатитомные казенные издания о войне, будут мирно занимать места на полках архивов и будут покрываться толстым слоем пыли.
Не проявляя интереса к прошлой войне, мы похоронили бы память о наших товарищах, павших на Маньчжурской земле, как хоронили 3 года тому назад их тела. Мы совершили бы преступление как по отношению нашего будущего, так и прошлого.
Есть несколько причин, и есть несколько позиций, откуда равнодушием, скукой форменного образца и ледяным, мертвящим жизнь духом веет на исследование опыта русско-японской войны. Где они эти источники духа мертвого? Их, повторяю, несколько; боюсь сказать — много. У каждого из нас есть такой знакомый, который имеет скверную привычку повторять, что бы вы ему ни сообщили: “я так и знал; я ведь предупреждал; ведь я говорил; меня не слушали; ну и разбирайтесь теперь!” Эти господа — несносные создания.
Ничто для них не ново под луной, ничто их не интересует; не только уши, но, кажется, смоковница бы завяла в их присутствии. Они входят в гостиную, где кипит оживленный разговор, где резко играет солнечный луч, где лица интересны, так как одухотворены стремлением к чему то, что выше будничной повседневности. И вдруг — метаморфоза: все киснет, сворачивается, делается пасмурным; дамы сразу стареют на много лет, мужчины теряют нить разговора. Все это следствие появления доброго знакомого.
И у меня есть такая добрая знакомая, которая много умеет сделать в высшей степени противным своим “я так и знала”. На все у нее есть свои принципы — такие же широкие, всеобъемлющие и пустые, как ридикюль старой девы. И все, что ни случилось бы на свете, все она
