Эмма

Люсьен мне понравился. Это беспокоило, ведь, несмотря на его поддразнивания и сообразительность, он оказался самым закрытым человеком, какого я только встречала. Но он заставлял меня смеяться, даже когда притворялся сварливым. Притворялся, ведь я видела, что он наслаждается собой.

Не столько по его манерам, сколько по морщинкам, появлявшимся вокруг нефритовых глаз, когда он сдерживал смех. Или по тому, как его широкие плечи расслаблялись, пока мы спорили. Я понимала, что ему даже нравится, когда Сэл подкалывает его: между ними завязалась странная дружба, в том смысле, что ни один из них, казалось, не хотел в ней признаваться. Люсьен явно не желал показывать, что радуется хоть чему-то. Сэл же оставался загадкой, и я задавалась вопросом, не застенчив ли он немного на самом деле, несмотря на свою яркую внешнюю оболочку.

Или, может, я вообразила себе вещи, которых не было.

Однако то, как Люсьен смотрел на меня сейчас, я точно не придумала. Его суровые брови нахмурились, глаза чуть расширились, словно в изумлении, губы приоткрылись. Он выглядел так, будто… испытывал благоговейный трепет. По всей видимости, из-за звука моего смеха.

Этот трепет поразил меня. Мои внутренности устремились вниз со странной вибрацией, которой я не чувствовала целую вечность. С тех пор, как мне исполнилось шестнадцать и душевный художник – моя школьная любовь – Майкл Бентон улыбнулся мне. Даже тот момент не сопровождался таким сильным сердцебиением.

Вот что происходит, когда симпатия к кому-то смешивается с влечением. Нежеланным, но сильным и чистым. Я не знала, как спрятать его подальше или оттолкнуть. Я могла лишь смотреть на Люсьена с таким же трепетом. Я поклялась держаться подальше от пустого влечения, но что я могла с этим сделать? С ним?

Мой смех привлек внимание людей. Я осознавала это на уровне инстинкта, проснувшегося после того, как слава озарила меня своим светом. И хотя это означало, что моя карьера удалась, общественное внимание могло стать настоящей занозой в заднице, а я хотела, чтобы меня оставили в покое.

Я собралась с духом, заметив нескольких молодых людей, направлявшихся к нашему столику. Забавно, что и Люсьен сделал то же самое, хотя не мог видеть их. Его владение ситуацией удивило меня, но, может быть, то, кто я такая, никогда и не выходило у него из головы.

Мне не нравилась эта идея. Слава – странный феномен. Ты гонишься за ней, но, лишь обретя, понимаешь, что никогда уже не почувствуешь себя в полной безопасности. Тебя преследует паранойя из-за людей, которые присутствуют в твоей жизни – по каким причинам они с тобой? А также страх, что ты никогда не будешь достаточно хорош, достаточно популярен. Я сжала кулаки на коленях, ненавидя себя за то, что переживаю об этом.

Но у славы есть и ироничный способ выставить вас дураком. Все вдруг стало совсем другим, когда трое молодых людей прошли мимо, даже не взглянув на меня, и направилась прямо к… Люсьену.

И он знал. Все его тело напряглось, словно ожидая удара. Я могла только сидеть и таращиться, пока его окружали явно обожающие фанаты.

– Оз! Не могу поверить, что это ты.

Оз. Они называли его Оз, как и Сэл. Кто он, черт подери, такой?

Люсьен храбро пытался придать лицу непринужденное выражение, но теперь я знала его достаточно, чтобы понять – его улыбка чертовски фальшивая.

– Привет, ребята.

– О, чувак, это офигеть как круто, – сказал блондин. – Что ты здесь делаешь, Оз?

– Обедаю.

Парни нервно рассмеялись в ответ на эту очевидность, слишком увлеченные моментом, чтобы высказать настоящее смущение.

– Не повезло с Кубком.

– Они уже не те без тебя.

– Ты же не навсегда ушел, да?

Вопросы посыпались на Люсьена, как шарики, и выражение его лица становилось все более отчужденным с каждым ударом. Сэл заторопился, казалось, он едва ли не в панике. Парнишки не заметили его – они были слишком заняты, пялясь на своего идола.

– Тот удар, чувак. Боже, выглядело очень плохо.

– Наверное, чертовски больно было. Ты помнишь?

Люсьен резко встал. Деревянный, будто каждый дюйм его тела намертво застыл. Я понятия не имела, о чем они говорят, но, очевидно, все остальные знали. Я тоже поднялась, не в силах сидеть, пока Люсьен находится на грани того, чтобы сбежать.

– Мне нужно идти, парни. – Его голос стал натянутым, словно струна.

– Вот блин.

– А можно нам с тобой сфотографироваться?

На секунду я подумала, что он может сорваться. Но он улыбнулся – больше, конечно, походило на гримасу – и коротко ответил:

– Конечно.

Сэл подошел и взял телефон, как будто хорошо понимал происходящее. Я стояла там, оцепеневшая и растерянная. Ребята сделали несколько фотографий с Люсьеном-Озом, и все больше людей начали тусоваться поблизости. Толпа гудела, живо обсуждая что-то. Откуда, черт возьми, все его знают? Почему я не знаю?

Его лицо показалось мне знакомым, когда я впервые увидела его. Но я никак не могла понять, откуда его знаю. А потом он открыл рот, весь из себя грубый и ворчливый, и просто стал Люсьеном – горячим, но закрытым мужчиной, который любит плавать голышом по ночам и смешить меня, несмотря на мое настроение.

Как только они сфотографировались, Люсьен попрощался с парнями вежливо, но твердо. Он схватил свой поднос, не глядя в мою сторону, опрокинул его и пошел прочь, словно в трансе, предоставив Сэлу и мне выбор – либо бежать за ним, либо остаться позади.

– Какого черта? – прошипела я Сэлу, когда мы последовали за Люсьеном. Он целеустремленно шагал впереди, его большое тело выглядело жестким, как бревно.

Сэл казался очень напряженным.

– Он сам расскажет, если захочет. Просто знай… какое-то время с ним будет трудно.

Какое-то время? Да с ним всегда трудно.

Люсьен открыл машину, забрался в нее и только потом позволил нам. Пикап был четырехдверным, но я не собиралась заставлять Сэла садиться назад, лишь бы я смогла задать вопросы. Я запрыгнула на заднее сиденье, надеясь поймать взгляд Люсьена в зеркале заднего вида. Но он ни разу не взглянул в мою сторону.

Он бывал тихим, хмурым, саркастичным, но никогда до этого не игнорировал меня. Я поразилась тому, как сильно меня это взволновало. Словно я полностью проснулась, ожила под прицелом его внимания, а затем снова померкла, когда его отняли. Никто не должен был иметь такой власти надо мной. Хотя это не походило на угнетение. Все казалось правильным и реальным, и это пугало меня.

Как и мое беспокойство. Ему причинили боль. Встреча с фанатами потрясла его.

Дорога домой прошла в напряженной