умершей девочки, который к тебе является именно здесь, на лестничной клетке… – Она понизила голос и стала как-то приближаться, сверля меня глазами.

Скрипнула дверь на лестничной площадке, высунулась женщина. Я вздрогнул, выбираясь из неприятного липкого состояния.

– А, ты здесь, Алиса. Ищу тебя по всей квартире. Ужинать пора, иди руки мой. Привет, Андрей.

– Привет, тетя Таня, – машинально откликнулся я.

– Вот обидно, черт возьми, – прошептала Алиса. – Похоже, я настоящая, жаль. Но ты не расстраивайся, Андрей. – Она коснулась рукой моего плеча. – Устал ты очень и расстроен сильно. Иди, отдохни.

Шлепая тапками, Алиса поднялась на лестничную площадку своего этажа, хлопнула дверь. В ушах звенело, подъезд расплывался перед глазами…

Как логичное завершение вечера, сломалась машина. Хотелось освежиться, проветрить голову – «шестерка» завелась, но шла рывками, постоянно глохла. Чертыхаясь, я добрался на ней до мастерской Уйгура, вышел сонный мастер в комбинезоне, спросил, на что жалуюсь. Выслушав объяснения, послушал, как работает мотор и вынес недвусмысленный диагноз: генератор. Ремонтом «на коленке» не обойтись. Я могу загнать машину в бокс, но разбираться с ней будут другие люди и не сегодня. Как быстро привыкаешь к хорошему и как мучительно от него отвыкать! Отныне я стал безлошадным. Загнал папину «шестерку» в полутемный гараж, поинтересовался у дежурного механика, где Уйгур.

– Да ты что, Шериф? – удивился работник. – Сегодня же танцы в нашем сельском клубе – все пацаны и девчонки там, зажигают. Не знал, что ли?

Честно говоря, не знал. Дискотеки мало интересовали, тем более в «нашем сельском» клубе. Напрыгался еще в отрочестве. Взяв с парня обещание, что завтра обязательно посмотрят машину, я пешком двинулся домой. Постоял у подъезда. Нет, домой было рано. Прошелся по двору, посидел на лавочке. Вечер был чист и прозрачен, недавно стемнело, в фиолетовом небе зажигались звезды. Людей во дворах практически не осталось, уличная братия тоже не шаталась. Я вышел за пределы жилмассива, прогулялся по аллее. В клубе глухо гремела музыка, переливались разноцветные огоньки в окнах. В районе бойлерной кто-то шевелился – надо полагать, пограничный пост. Окраины района со стороны детдома и озера теперь находились под круглосуточной охраной. Пацаны плели родителям отмазки, уходили в ночное. Все это смахивало на осадное положение. А скачки в клубе – видимо, пир во время чумы.

Возвращаться домой по-прежнему не хотелось. Я постоял на краю футбольного поля, двинулся к клубу, напевая под нос «На границе тучи ходят хмуро». Гулко гремели басы – надрывался отечественный «Мираж», который за последние три года, честно говоря, достал. Я не собирался заходить в клуб, просто хотел пройти мимо. Заведение ветшало, раньше здесь хоть фильмы показывали, теперь не было и этого. Планы снести здание и построить новое оставались только планами.

В районе крыльца блуждали огоньки сигарет. Курильщики в группировке все-таки были, что в принципе не мешало выполнять спортивные нормативы. Отделился один огонек, двинулся в мою сторону.

– А, это ты, Шериф… Что крадешься, как тать в ночи? Заходи, гостем будешь.

«А мне оно надо?» – подумал я. Пиво – только членам профсоюза. Танцы-манцы-обжиманцы – только для пришитых к улице. Но, подумав, сменил направление и вошел в здание. Проследовал короткий тамбур, вошел в холл – и оказался в грохочущем аду. Фойе очага культуры было вместительным, сюда вошла бы и рота солдат. Наверху, на галерее, метались огоньки цветомузыки, там находился оператор аппаратуры – или, как модно сейчас говорить, диск-жокей. Плыли по потолку пятна света. Огромные колонки располагались внизу – в дальних углах. Вспомнилось что-то дремучее, из старых добрых семидесятых: «Две колонки в двести ватт о любви моей кричат». Надрывался Владимир Кузьмин: «Жизнь меня бросает, словно мячик… Я качусь, пока хватает сил…» Хотя бы не «Мираж» (который в принципе годен, чтобы отключить сознание). В темноте под цветомузыкой бесновалась толпа. Колыхались тени, по лицам ребят и девчат блуждали сполохи света. «Шериф, привет!» – проорал кто-то. Я машинально помахал рукой. Двигался дальше по стеночке – хотя проще было развернуться и покинуть мероприятие. Трезвая дискотека? Я озадаченно всматривался в «пятнистые» лица. Года четыре назад, когда в стране свирепствовал непродуманный сухой закон, в моде были трезвые свадьбы. Пили только морс. Начинание не прижилось – скука творилась смертная. Ни подраться, ни повеселиться. Да и сам закон в итоге вызвал лишь бурное производство подпольного алкоголя.

– Андрюха, привет! – проорал Уйгур, нависая надо мной гранитной глыбой. – Не вынесла душа, заглянул на огонек?

Приходилось орать, чтобы хоть как-то понимать друг друга. Слабенький душок спиртного от Рената все же проистекал – действительно, не совсем же с ума сходить?

– Я на минуту! – прокричал я. – Слушай, машину завтра посмотри, генератору хана!

– Посмотрю! – пообещал Ренат. – Но завтра! Или даже послезавтра! Как пойдет… Пошли к нам, Шериф!

Он провалился в гущу танцующих. Кривлялись его сестрица Василиса и длинноногая Формоза, к которой прочно прилип Гуляш. Короткая пауза: народ выдохнул, застыл – и вновь пустился в пляс под того же ритмичного Кузьмина: «Я возвращался домо-о-о-ой, я возвращался домой…» Такое ощущение, что диск-жокей выставил полную громкость, тряслись стены. Я добрался до колонок, но находиться там было невозможно, гремело, как в мартеновском цехе. Я перебежал на другую сторону, двинулся в обратном направлении. Оборвалась песня, народ заулюлюкал, кто-то захлопал.

– Андрей? – прозвучал в спину удивленный голос.

Впоследствии я часто думал: зачем вошел в этот клуб? Ведь не любитель. И настроение было отвратное. Может, подсознательно что-то чувствовал? Это был натуральный «мираж». За мной стояла Гульнур в облегающем платье, с распущенными волосами и удивленно моргала. Я, видимо, обознался, иллюминация была неважной, но портрет, нарисованный в голове, идеально наложился на эту незнакомку. В танцах произошла заминка, диск-жокей судорожно менял бобину, публика роптала. Я изумленно смотрел на девушку. Это была Гульнур – красивая, просто не передать! И она на меня смотрела, удивлялась. А рядом стояла Бамалама и удивленно смотрела то на меня, то на Гульнур. За спиной Инги мерцал Холодов и тоже начал интересоваться происходящим.

– Ты что делаешь? – неуверенно спросила Гульнур, наблюдая за моими странными телодвижениями.

– Щиплю себя, – признался я. – Так всегда делают, когда не верят глазам. Гульнур?

– Согласна, – кивнула девушка. – Мы недавно виделись, сидели у деканата, я обещала тебе, что подожду, но прибежал брат, он был на машине, буквально силой утащил. Мне было так неловко…

– Я искал тебя, – сообщил я убитым голосом. – И в тот раз искал, и сегодня искал. Думал, все уже, не найду, на другой жениться придется… – Шутка, возможно, была не лучшей, но в бегство девушку не обратила. – Гульнур, ты