была обучена, сомкнула ряды. А дальше все смешалось в новой сече! Мы бились, как львы, но и те не уступали. Фитиль швырял окатыши, потом с разбега запрыгнул на плечистого «телохранителя», схватил его за горло, и оба покатились по растущей клочками траве. Махали кулаками Дадай и Димка Колесников, Тушкан, опустошив запасы «ядер», храбро бросился на приземистого здоровяка, рухнул ему под ноги, схватил за штанину. Здоровяк тряс ногой, чертыхался, но пиявка присосалась прочно. Грузило исполнил свою миссию – протаранил защиту, и в брешь устремились мы с Гуляшом. Ромка бился грамотно, удовлетворенно пыхтел после каждого удара, крякнул, получив кулаком в солнечное сплетение, присел – в глазах забегали кровавые мальчики … Я тоже пропустил пару плюх, но несерьезных, отвешивал тумаки направо и налево. Пятился Турок, злобно скалился, скрипел зубами. Наконец я увидел его лицо. Шамилю было явно за двадцать, подтянутый, крепко сбитый, большие пронзительные глаза, квадратная челюсть. Харизма с отрицательным знаком из всех отверстий! Внешность прирожденного лидера, я бы даже сказал – диктатора. Но в глазах этого парня мелькала растерянность, даже страх. Он не ожидал, что мыслящие прямолинейно крутогоровские предпримут хитрый маневр. Охрана пятилась, получая по зубам. Здоровяк наконец сбросил обвившегося вокруг ноги Тушкана, примкнул к общей свалке. Мы почти пробились к Шамилю! Откуда-то взялся паренек с висящей на плече «шарманкой». Взревела сирена – видимо, по знаку Шамиля. Маленькое войско стало пятиться. Шамиль меня точно запомнил. Он ускорил шаг, почти бежал, при этом озирался и искал меня глазами. Остальные припустили за ним. А мы смертельно устали, тащились по инерции. Со сквера в направлении озера повалила толпа. Значит, сирена означала сигнал к отступлению. Турки бежали гурьбой, кто-то вырвался вперед. Многие хромали, держались за головы, отдельных приходилось тащить, чтобы не оставлять на поле боя. Они приближались к нам по касательной, и пришлось притормозить. Взять Шамиля мы уже не успевали, а попасть под стадо диких животных – запросто. За турками неслись крутогоровские, наступали на пятки – толпа к финалу махача образовалась внушительная. Вот только запрягали долго… Турки перебегали дорогу, неслись к перешейку. Из бойлерной выскочила троица оконфузившихся ребят – они решили искупить свою вину: стали забрасывать бегущее мимо войско щебнем. Турки не останавливались, хотя кому-то болезненно прилетало. Шамиль уже был на перешейке, уходил, озираясь и мстительно скалясь. Остальные пятились за ним, сбиваясь в кучу. Десятка полтора самых рьяных крутогоровских перебежали дорогу, бросились к перешейку, забрасывая неприятеля камнями. Злые турки развернули лавочки и прятались за ними, убегая на свою сторону мелкими группами.

Я сам не понял, как оказался в первых рядах. Злость звала на необдуманные поступки. Тревожно сигналили водители проезжающих машин. Образовался затор. Отвязно хохоча, пацаны перескакивали дорогу, бежали дальше, на азарте, на кураже. Кричал Мамай: «Стоп, хватит, пацаны!» Откуда вдруг взялось столько милицейских машин? Они подъезжали с нескольких сторон, «жигули», «уазики» – с ревущими сиренами, с синими мигалками! Машины встали на дороге, отрезав основную часть «крутогоровских» от тех, кто прорвался к озеру. Выскакивали люди в форме, с дубинками. Хорошо еще, что без автоматов. По какой-то злой иронии я тоже оказался отрезан. Ментов было много, они орали что-то непотребное, носились, как одержимые. Такую энергию – да на добрые бы дела! Пацаны растерянно озирались – попали, блин, в переплет. Менты набросились на нас, как будто мы какие-то особо опасные преступники! Распахивались зарешеченные отсеки. Пацанов хватали, тащили в машинам. Отбивался Фитиль, обиженно орал: «Что творите, суки?! Турок ловите, нас-то за что?!» Это было действительно несправедливо. Или всё продумали? Ко мне подлетел коренастый усатый сержант, собрался схватить загребущими лапами. Машинально я вскинул кулак, застыл, скрипя зубами. Терпеть не могу, когда меня хватают за ворот. Сержант заинтересовался, сделал ехидную мину.

– Ну что, парень, ударишь? Хорошо подумал?

Я опомнился – сегодня вообще не думаю. Упали руки, я стоял и смотрел на него, как на расстрельный взвод. Сержант загоготал: значит, не совсем еще туп. Меня схватили под локти, потащили. Хватило ума не сопротивляться. Матерился Тушкан, упорно не хотел лезть в «мобильный обезьянник», машинально выкрикивал какие-то «кричалки» и «оскорблялки». Уперся как баран Анвар Алекперов, пыхтел, вцепившись в дверь «бобика», хорошо хоть ментов по траве не возил.

– Пацаны, не сопротивляйтесь! – крикнул я. Вот именно, целее будем. Возможно, повезет, и отпустят.

Дальше загрузка пошла веселее. Почему-то меня слушались. Пацанов заталкивали в узкие зарешеченные клетки. В одну машину набили человек шесть, в другую столько же. Тех, кто не вошел, пинками отправляли восвояси. С перешейка злорадно кричали турки, улюлюкали. С обратной стороны возмущались свои. Но бросаться на ментов, чтобы отбить своих, – на это не решился бы даже самый отмороженный.

– Пацаны, держитесь, где наша не пропадала! – орал какой-то юморист.

Дышать в обезьяннике было нечем, сидели плотно. Надрывно кашлял Баюн – в обычной жизни Айрат Фахрутдинов, – коренастый, плотный, чем-то неуловимо смахивающий на кота. Ко мне в машину затолкали Холода, Гуляша, Дадая, еще кого-то – я не видел лица. Машину неимоверно трясло.

– Пацаны, куда нас везут? – прохрипел Баюн, со скрипом выворачивая шею. – Вашу мать… Скажите, что это не то, о чем я думаю…

Хрен его знает, этого Баюна, о чем он думал, но везли нас в «Электроцентраль», где имелось свое отделение милиции! Колонна милицейских машин проследовала по дороге вдоль Малых Кабанов, стала забирать направо. Приближался огромный жилой массив, состоящий из старых вытянутых девятиэтажек – вотчина Турка! А вот это был удар ниже пояса… Мы проскочили через арку в жилом доме, поехали по дворам, переулкам. Выбрались через пару минут на местную внутреннюю «магистраль» – улицу генерала Карбышева, и дальше ехали прямо. Проплывали серые высотки.

– Пацаны, что делать будем? – пробормотал зеленеющий Дадаев, и веснушки на его взволнованной физиономии стали еще заметнее. – Закрывать нас на долгий срок оснований нет. Тутошние менты, может, и сочувствуют Турку, но не совсем же тупые? Понимают, что мы защищались, да и не особо мы сопротивлялись, когда нас прибирали… Помурыжат – отпустят…

– Вот тут нам и хана, – обреченно вымолвил Ромка Гуляш. – На выходе и накроют. Или отойти дадут, а потом накроют… Менты ни хрена не заступятся, им даже лучше… А рвать с этого массива… Да тут километра два до Крутой Горки. Я вообще не понимаю, где мы находимся, не был тут ни разу… – Гуляш облизывал губы, всматривался в окно.

– Значит, вместе будем держаться, – угрюмо пробурчал Холод. – Вместе и огребать не так обидно…

– Посмотрим, чем все кончится, – услышал я собственный голос. – Рано паниковать, будем