Но вместо Деметриоса, при виде которого ее сердце начинало ликовать, в дверях появился Джереми. Лицо его было сурово – он смотрел на нее без улыбки, в голосе не звучало веселого подтрунивания.

– Шона, я искал тебя. Давай-ка собирай вещи. Не буду ходить вокруг да около и скажу прямо: ты уволена.

Сердце бешено забилось в груди.

– Я… Что значит… Я не сделала ничего плохого.

– Неужели? У нас есть правила, регламентирующие поведение членов экипажа, а ты, вместо того чтобы заниматься своими обязанностями, отлынивала от работы и состояла в отношениях с членом семьи Теодосис. Это строго запрещено, и мне было приказано тебя уволить.

– Кем приказано? – с трудом произнесла она.

– Мной.

В каюту вошла красивая женщина лет сорока или чуть больше, и Шона сразу отметила ее сходство с Деметриосом. Это была его мать, Элана Теодосис.

– Собирай вещи и убирайся, – ее голос звучал холодно и сурово.

Шона не пошевелилась.

– Я не уйду, пока не увижу Деметриоса. Он этого не допустит.

Женщина шагнула ближе, ее глаза сверкнули.

– Деметриос делает то, что ему говорят. – Она окинула Шону оценивающим взглядом. – Ты не похожа на его обычный типаж. Красивая, но сколько вас таких. Если думаешь, что ты для него особенная, то ошибаешься.

– Нет, это вы ошибаетесь. Деметриос любит меня.

Голос у нее пресекся, в этот момент она чувствовала себя такой уязвимой и одинокой. Где же он? Почему допустил эту расправу?

Женщина повернулась к Джереми.

– Вышвырни ее отсюда. Дай денег, если нужно, но я хочу, чтобы сегодня вечером ноги ее не было на острове.

По лицу Шоны текли слезы, а внутри все негодовало.

– Не нужны мне ваши деньги. Мне ничего от вас не нужно.

– Как угодно… – Женщина шагнула ближе, и Шона уловила запах дорогих духов – «Шанель» или «Живанши». Чего-то классического. – Слезами горю не поможешь. Я бы даже посочувствовала тебе, но я столько раз это видела. У Деметриоса свои приоритеты, и мимолетный роман не из их числа.

С этими словами она вышла, оставив Шону с Джереми, который мотнул головой и сказал:

– Пойдем собираться.

Если он и жалел ее, то никак этого не показывал. Пока они шли до каюты, Шона по-прежнему крепко сжимала в руке открытку.

Джереми встал в дверях и, скрестив руки на груди, принялся наблюдать за тем, как Шона складывала вещи в рюкзачок.

Через минуту-другую он подключился к сборам, скорее из желания ускорить процесс, чем из доброты, потому что она плакала не переставая.

Их прервала Шантель:

– Что, черт возьми, происходит?

– Не лезь в это дело, Шантель. Элана потребовала прогнать Шону с яхты, и этим все сказано. Ты знаешь правила.

– Конечно, я знаю правила, но ты-то, Джереми, будь человеком!

– При чем тут это?

– Иди отсюда. Мама Теодосис свое получит, но мы поступим иначе. Так что иди и оставь это мне.

Казалось, Джереми вот-вот взорвется от возмущения, но он только сжал губы и повернулся на каблуках. Шантель подошла к Шоне и крепко обняла.

Шона была настолько тронута ее добротой, что новые слезы потекли по ее щекам.

– О, дорогая, я говорила тебе, что это может произойти, но ты не слушала.

– Он говорил, что любит меня.

– И может быть, любил немного, но, как ты сама убедилась, он неволен делать то, что хочет. – Она взяла Шону за подбородок и заглянула ей в глаза. – Ну вот, твое сердечко разбито, и, вероятно, это случится еще, но этот первый раз ты никогда не забудешь. Однажды боль уйдет, а драгоценные воспоминания останутся.

Она достала из кармана вышитый носовой платок и вытерла им слезы Шоны.

– Когда станешь старше и мудрее, как я, ты поймешь, что прерванная любовь ценна тем, что, строго говоря, никогда не умирает.

Шона поникла головой. Она была уверена, что ей никогда не захочется вспоминать это чувство.

– Пожалуйста, пойдемте.

– Да, дорогая… – Шантель посмотрела по сторонам, проверяя, все ли они упаковали. – Однажды ты захочешь взглянуть и на это.

Она сунула открытку ей в рюкзак.

Шона огляделась в последний раз. Мечты, которые она лелеяла о любви и будущем, теперь превратились в пепел.

Она стояла на пристани, ожидая туристический катер, который курсировал между островами и материком. Сегодня это был последний рейс, и Шоне не хотелось его пропустить. Шантель проводила ее до пристани и поговорила с начальником порта, который сообщил, что до прибытия катера осталось несколько минут.

Она изо всех сил старалась держаться, и тут в ее голове прозвучал голос. На этот раз это был голос матери, а не отца. «Вытри слезы и подними голову, Шона О’Брайен, – сказал он. – Не доставляй им удовольствия».

Когда катер показался на горизонте, Шантель прижала ее к груди и попыталась дать ей денег, но Шона отказалась.

– У меня еще осталась часть жалованья, – твердо сказала она.

– Мне очень жаль, Шона. Экипаж «Святой Елены» будет по тебе скучать. Ты достойна лучшего. Джереми будет непросто найти тебе замену, но, к сожалению, это ничего не изменит. Жалованье ему платят мама и папа Теодосис, а не Деметриос.

Они снова обнялись, Шантель грустно махнула рукой и пошла назад на яхту. Больше всего на свете Шоне хотелось убраться как можно дальше от этого места. Последняя пара часов была худшей в ее жизни. Несмотря на все, она надеялась, что Деметриос объявится и скажет, что это была ошибка, что все неправда, что он любит ее и всю оставшуюся жизнь они будут вместе.

Она окинула взглядом гавань и даже посмотрела на холмы, где сквозь деревья проглядывали высокие башенки виллы Теодосисов. Может быть, пойти туда и встретиться с ним лицом к лицу? Почему он ведет себя как трус и всю грязную работу за него делает мать?

Услышав гудок парома, Шона повернулась к пристани. Вечером поток пассажиров редел. Утренние рейсы были до отказа забиты отдыхающими, которые приезжали сюда на один день, а вечером ехали местные – они возвращались домой с работы на других островах – или туристы в надежде найти пляж, где можно спать под звездами. Когда катер приблизился, Шона увидела, что кто-то на палубе делает знаки, и не поверила своим глазам. Это была Рокси. Она подскакивала на месте и, как безумная, махала рукой. Казалось, Вселенная откликнулась на боль Шоны и послала ей подругу.

Катер пришвартовался, и Рокси стала проталкиваться вперед. Пассажиры выказывали недовольство, жестикулировали ей вслед и что-то кричали по-гречески.

Не обращая внимания, Рокси спрыгнула