Дарьен?

Он убрал руку, и сердце мое потянулось за ней слепым щенком. Шорох за спиной, немного рассеянное: «Да, крестная», — и острое, как сотня булавок, ощущение, когда он задержался рядом, отгородив меня от солнечного света. Поспешно, не давая ему и себе шанса на слово, взгляд, я шагнула вслед за устремившейся к двери принцессой.

Это нужно прекратить. Сегодня же, сейчас, с этого самого мгновения. Я больше не должна позволять…

И тихий смех наставницы эпитафией моим глупым надеждам.

Гвен приснилась ему впервые с тех пор, как боевая галера под флагом Арморетты взяла на абордаж «Месть королевы Меб», и ослепленного бритвенно-острым полуденным солнцем Дарьена подняли на палубу. Уже вечером, после того как он, едва ворочая опухшим от жажды языком, назвал свое имя, после чистой воды и чистой же одежды, визита корабельного хирурга и лучшего в жизни ужина, Дарьен лежал на капитанской кровати и в теплой сытой дреме мечтал. Как совсем скоро увидит кольцо Полулунного залива и алые в закатных лучах шпили Цитадели. Повзрослевшего Хильдерика. Эльгу, наверняка она стала красавицей. Крестную, Брана, графа Маршаль в неизменно черном, как воронье оперенье, кафтане и… И Гвен.

Да, первое время придется задержаться в столице, разобраться что к чему и сдержать отложенное на двенадцать лет обещание встать за троном брата. Зато потом, когда все утрясется, он рванет на юг. Напишет-то, конечно, сразу. Хотя разве такое объясняют в письмах? Да и она, наверное, замужем. За этим, чтоб его демоны драли, Кауригом, которому обещана с детства, или другим из южных баронов. И как тогда ехать? Нет, лучше попросить Хильдерика, чтоб пригласил ее в столицу. И тогда он покажет Гвен дельфинов, танцующих в водах залива. И пещеру с потолком из сверкающих кристаллов, которые поют, словно серебряные колокольчики. И постарается объяснить, где и почему пропадал все эти годы. Жаль, олифантов так и не увидел. Ей бы они наверняка понравились.

Да, так будет лучше! Хильдерик ее пригласит. Он, в конце концов, король, а королям не отказывают.

— Она умерла, — и в обычно бесстрастном голосе брата мелькнул призрак чувств. — Мне жаль, Дар.

Умерла. Ушла. Совсем.

И даже сниться перестала.

А сегодня Гвен стояла между блестящими от влаги зубцами стены.

Синий плащ, тот самый, с алой узорчатой каймой скрывал фигуру, а широкий капюшон — лицо. Дарьен так и не узнал, какой она стала: случайный пожар уничтожил портретную галерею рода Морфан, и слуг, которые помнили бы дочь старого барона, в замке не осталось.

— Гвен?

Дарьен остановился в полушаге от вытянувшейся в безмолвном ожидании фигуры. Она не обернулась, только рука вынырнула из складок ткани и указала на пенящееся сердитыми бурунами море.

— Ты видишь?

Смуглая кисть, тонкие пальцы. Интересно, они и правда были такими, или это всего лишь игра его воображения?

— Что?

Ну же, Гвен, посмотри на меня!

— Корабль, — в ее голосе звенело нетерпение.

И, будто вызванный к жизни ее словами, на горизонте мелькнул парус.

— Видишь?!

— Да, Гвен, — он приблизился на расстояние вытянутой руки, — скажи…

А если коснуться? Обернется? Или исчезнет, просыпется пеплом сквозь сведенные судорогой пальцы.

— Какой?

Ветер рванул с ее головы капюшон, но Гвен успела. Перехватила, удержала, заставляя Дарьена прикусить губу от досады, и спросила:

— Какой парус?

— Гвен…

— Какой там парус? Скажи?

Корабль метался в объятьях нарастающего шторма. Дарьен рывком развернулся к почти темному, как вдовий наряд морю, и всматривался, пока не начали болеть глаза.

Черный? Или все же…

— Белый, — уверенно сказал он, убирая ладонь ото лба.

— Белый, — ее голос задрожал от зарождающегося смеха. — Белый!

И прежде чем он успел ее перехватить, Гвен вспорхнула на стену.

Яростный, пахнущий солью и бурей, порыв ветра швырнул в лицо синий плащ, а когда Дарьен выпутался из тяжелого шерстяного полотна, Гвен уже не было.

Только чайка спешила к уже спокойному горизонту. И кораблю с белым, как ее крылья, парусом.

Он проснулся с головой тяжелой и гулкой, словно кто-то посадил на плечи большой колокол столичного храма. Долго смотрел на ладони, которые все еще чувствовали холод и влажную ткань плаща. Вспоминал сон. Странный, на первый взгляд бессмысленный. Белая чайка гербовая фигура рода Морфан, но при чем тут корабль? И цвет парусов? И… почему сейчас?

Он ведь так и не поехал на юг. Не смог. Прочитал письмо с подробнейшими объяснениями нового барона Бру-Калун и доклад королевского интенданта, расследовавшего смерть Гвен и ее брата — у нее все же родился брат, о котором она мечтала. Мать умерла, а отец… Странное дело. Бессмысленное. Но были свидетельства, в том числе второй жены, изобличающие письма с баронской печатью и смерть взятого под стражу Ольдрена по дороге в столицу, где он должен был предстать перед судом. Начальник охраны сказал, заключенный пытался сбежать, и это, по мнению многих, стало окончательным доказательством его вины.

— Не верю, — Дарьен залпом осушил бокал, даже не разбирая вкуса наверняка изысканного вина, — род Морфан ни разу не нарушил вассальной клятвы.

— Не нарушил, — Хильдерик положил подбородок на переплетенные пальцы. — Но Ольдрен не был потомком королевы-ведьмы, он вошел в род через брак с адельфи Ниниан.

— Какая, к екаям, разница, Хиль? Отец называл их стражами юга. Доверял…

— Отец, — в ровном голосе брата мелькнула неясная тень, — доверял многим. И тебе ли не знать, что не все они этого доверия заслуживали. Но, — он перевел взгляд на архивную папку, — тут ты прав. Это все слишком… удобно.

— Я поеду и вытрясу из них правду.

— Позже.

— Позже? — Дарьен наклонился, пытаясь рассмотреть что-то в светлых до прозрачности глазах брата. Нет, не брата. Короля. — Почему?

Его Величество Хильдерик поправил сдвинутую братом стопку листов, убедился, что перья лежат симметрично, а инкрустированная самоцветами крышка чернильницы плотно прикрыта.

— Начнется ненужная суета. Прямых наследников нет, — он выдержал потемневший взгляд Дарьена, молча налил вина и пододвинул бокал брату. — Я ничего не мог сделать.

— Знаю, — Дарьен сжал пальцы на изящной стеклянной ножке.

— И ты, — голос короля на миг потеплел, — ничего не мог сделать.

— Тогда не мог. А сейчас…

— А сейчас, претендовать на Чаячье крыло будут многие. Дальнее родство, слабая кровь, но все же. Нам не нужна суета на юге, Дар, потому я прошу тебя подождать.

И он не поехал. Хотя, наверное, стоило.

Звон храмового колокола разбил предрассветную тишину. Дарьен повернулся на звук и,