— Зато мы не дали себя в обиду, — похлопал я его по плечу, но Барсов не унимался.

— Да и что с того⁈ Всё равно проиграли. Теперь в Африке меня сначала чуть не съели, а потом чуть было не женили, что примерно одинаково для меня, — затушил Марик сигарету и картинно пожал мне руку.

— Да ладно тебе! То ли ещё будет, Марк! — воскликнул я.

— Вот только не надо так говорить! — возмутился он, но дальше стенания моего ведомого я слушать не стал.

На посадку заходила пара самолётов. Вот они уже прошли ближний привод. Ведущий идёт ровно, не проваливается, а ведомого качает с крыла на крыло.

— Не держит направление, — шепчу я про себя и делаю пару шагов вперёд.

— Ой, в полосу не попадёт! — воскликнул Марк.

Будто, уже знал, что произойдёт. Мне не нужно гадать, что это заходит Фронте, который не готов сесть в таких погодных условиях.

Ренатов делает перелёт и приземляется первым на основные стойки. Фронте сильно проседает, потом подхватывает машину, но уже поздно. Он уже не предотвратит жёсткой посадки.

Анголец проседает над полосой всё ниже и ниже. Наконец, касание в самом торце полосы.

Посадка грубая, МиГ-21 начинает скакать, словно мяч. Ломает одну стойку шасси, а затем ещё. Появляются снопы искр. Тут же самолёт камуфлировано-песчаной окраски начинает загораться.

Словно изнутри фюзеляжа, появляются клубы чёрного дыма. Его уносит с полосы, и он останавливается на грунте, заваливаясь набок.

— В машину! — кричу я и мы с Барсовым и Бардиным прыгаем в кузов ГАЗ-66.

Грузовик мчит по раскисшему грунту между полосой и магистральной рулёжкой. Самолёт дымит и вот-вот может взорваться.

— Фонарь зарылся в землю. Не достанем! — перекричал Марик рёв двигателя автомобиля.

— Вытянем машиной, — ответил я. — Вон трос, — указал я на свёрнутое специальное приспособление в кузове.

Подъехав к самолёту, я выскочил из кузова и рванул к фонарю. Он наполовину был в земле. Сам анголец колотил в остекление кулаками, пытаясь выбраться.

— Серый, рванёт! — кричал мне Марик, накидывая трос на самолёт.

— Тяни! — отвечал я, пытаясь хоть как-то открыть кабину самолёта.

Самолёт загорелся. Ещё какие-то секунды и могут сдетонировать ракеты. Я продолжил колотить кулаками по фонарю, разбивая руки в кровь. Барсов и Бардин всем своим телом упёрлись в землю, пытаясь перевернуть самолёт.

— Серый, не… выходит. Взорвётся сейчас, — говорил Костян.

— Надо уходить, — сказал Марик, без сил опустившийся на землю.

Огонь распространялся сильнее и подбирался к кабине.

Я посмотрел по сторонам и на то, как внутри по остеклению фонаря сползает ладонь Фронте.

Глава 11

Марик начал оттаскивать меня от самолёта, но как можно бросить там внутри человека. Вот он, совсем рядом, но остекление не поддаётся. Огонь подступил к фонарю.

— Живее, Серый! Уже всё, не вытащишь! — кричит Бардин, который вместе с Марком отбежал от самолёта, но я не могу сдаться.

Что-то же должно быть, что разобьёт эту преграду?

Быстро рванул к машине и схватил домкрат для грузовика.

— Ну, куда ты⁈ — воскликнул Марик, который уже сидел в кузове.

Я подбежал к фонарю, занёс домкрат над собой и мощно пробил по остеклению. Не с первого раза, но мне удалось пробить дырку в остеклении. Её должно хватить.

Порезавшись об разбитые стёкла, запускаю руки внутрь. Подбежали Марик и Костя. Они пытаются помочь, но дырка не такая уж большая. С трудом вытянули Фронте из кабины, который смог отстегнуться, пока был в сознании.

Быстро тащим его в кузов ГАЗ-66 и машина рвёт с места. Только мы отъехали, как происходит несколько взрывов. Обломки разлетаются во все стороны, и в воздух поднимается столб пламени.

Фронте без сознания, с разбитым лицом и руками. Что у него повреждено не совсем понятно, но он явно не избежал сильных переломов при такой жёсткой посадке.

Через минуту появляются доктора с носилками, и парня увозят на санитарной машине. Только сейчас посмотрел на свои руки, которые я порезал, пытаясь достать паренька из кабины.

Пока аэродромные службы разбираются с последствиями аварии, нас осматривают врачи. У Марика небольшой ожог на щеке. Видимо, один из языков пламени достал его, когда он помогал мне вытаскивать Фронте. Бардин подпалил себе волосы на затылке и сильно об этом переживал.

Спасение Фронте происходило молниеносно. Как только мы остались живы, непонятно. Рисковали мы своими жизнями знатно.

— Вот как теперь⁈ Перед подружкой не покажешься — проплешина с ладонь, — ощупывал он макушку, где недавно были густые светлые волосы.

Мне же одна из медсестёр прямо на улице обрабатывает порезы на руке. Темнокожая африканка аккуратно промазывает раны и при каждом касании дует, чтобы не щипало.

— Всё нормально, — сказал я ей, но девушка продолжала обрабатывать раны.

Как обычно, в такие моменты, без внимания начальства остаться невозможно. Вот и сейчас к нам подъехали сразу двое на открытом военном внедорожнике под маркой одного немецкого концерна. Наверняка, наследие после ухода португальской армии из Анголы.

— Почему не доложили по прилёту? — громко сказал Совенко, выходя из джипа и картинно снимая солнцезащитные очки.

Нашему старшему самому не смешно⁈ На улице так-то пасмурно и солнце вообще не видно.

— Были заняты, Тимур Борисович, — ответил я.

— Дерзкий ответ, Родин. Не прояви вы себя в воздухе, счёл бы такую манеру разговора как неуважение ко мне, — поставил руки в боки полковник.

К нам подошёл Ренатов, который ещё не успел снять с себя подвесную систему.

— Врачуетесь? — спросил Дамир, закуривая сигарету.

Совенко совсем обалдел от такой наглости со стороны Ренатова. И правда, подошёл без разрешения, да ещё и закурил. Простой, как пять копеек!

— Ренатов, я тебе эту папиросу сейчас поглубже затолкаю! — громко сказал Совенко, и Дамир наконец, обратил на него внимание.

— Понял, Тимур Борисович. Не заметил вас, — сказал Ренатов и затушил сигарету.

— Почему не пришли и не доложили? — зарычал Совенко, но на него вопросительно посмотрела девушка-медсестра. — Ладно, заканчивайте, и жду вас около машины.

Совенко ушёл, а меня всё продолжали обмазывать зелёнкой.

— Можешь попросить её закончить? — обратился я к переводчику, который что-то объяснял врачу-кубинцу.

Переводчик передал мою просьбу, и девушка начала