Ага, а ещё нет телефонов, чтобы позвать на помощь, и камер наружного наблюдения. В наше время с преступностью трудно бороться, что уж говорить о прошлых веках.

– Мистер Хант!

Я увидела в дверях Кейт с огромными, как от испуга, глазами.

– Кейт, что случилось? – я отложила газету и привстала.

Девушка замялась. Её взгляд метался от меня к Озу и обратно.

Наверное, она не знала, что со мной в комнате гость, вот и стушевалась.

– Ты хотела что-то сказать? Не бойся, здесь все свои.

– М-мистер Хант… Дайте мне газеты.

– Конечно, иди сюда. Бери какую хочешь.

Однако Кейт не сдвинулась с места. Она шумно всхлипнула, словно только что вынырнула из воды.

– Все! Умоляю, сэр, отдайте все!

Я больше не могла смотреть на зарождающуюся истерику и, подойдя к служанке, схватила её за плечи.

– Да что с тобой такое? Кейт, Кейт!

Поскуливая, она потрясла головой. Её щёки моментально покраснели, а ресницы заблестели от готовых сорваться с них слёз.

– Кейт Салливан? – спросил Оз.

Его спокойный голос подействовал на меня отрезвляюще. Не отпуская девушку, я повернулась в его сторону.

– Здесь и фотография имеется подписанная, – продолжил он, перелистывая газету назад. – Один в один.

Я не стала ничего уточнять, просто прижала к себе ревущую девчонку. Бедный ребёнок! И так жизнью со всех сторон обиженная, так ещё какой-то ублюдок опозорил её на всю страну. Ни за что не прощу! Урою на фиг!!!

– Сволочь, – процедила я сквозь зубы, – и газетчики сволочи. Имя опозорили и фотку напечатали, уроды.

– Можно иск в суд подать, – предложил Оз. – Но я сомневаюсь, что девушка отважится на это. Тут нужна помощь покровителя.

– Какой на фиг суд! Её имя тогда ещё больше трепать начнут. А вот поймать душителя и глаз ему на жопу натянуть не помешало бы.

– Я бы с удовольствием понаблюдал за этим процессом для общего развития, – без тени улыбки сказал Оз, – если не убью его раньше.

Ну берегись, душитель, у джентльменов слова с делом не расходятся.

Я разглядывала улицу сквозь грязное, точно закопчённое окно. Унылое зрелище. Вдоль дома напротив, прямо на земле, сидят две женщины. Одна баюкает что-то завёрнутое в тряпьё, и я отчего-то сомневаюсь, что там младенец. Её товарка устроилась чуть поодаль и, нарочито приподняв грязные юбки, демонстрирует всем желающим и нежелающим правую ногу без стопы. Обе то и дело собачатся друг с другом, ведь явно небогатым прохожим приходится делать выбор, кого одарить мелкой монеткой.

Несколько минут назад я с каменной рожей прошла мимо. Наверное, я чёрствый сухарь, но я никогда не подаю попрошайкам. Могу, если есть лишняя денежка, поучаствовать в какой-нибудь благотворительной акции или отослать эсэмэску в Русфонд. А тем, кто стоит с протянутой рукой, ничего не даю, как бы жалко они ни выглядели. Да, я верю в мафию нищих, и отдельно взятые интересные личности мне тоже попадались. На моей улице одна тётка четвёртый год подряд просит милостыню на операцию ребёнку, но когда её спрашивают, чем болеет дитя и в какой больнице его можно навестить, она огрызается и отходит к другому дому. Ещё нам с мамой попадалась хитрая девчонка, которая просила у сердобольных прохожих деньги на билет домой и каждый раз называла новое местожительство.

Для нашего расследования Оз снял меблированную комнату на Флауэр-энд-Дин-стрит. Настоящий клоповник, зато находится рядом с улочками, где орудует Бесстыдный душитель. Почти идеальное место для размещения штаб-квартиры. Почти, потому что, как я уже отметила, клоповник. Комнатушка с кроватью, двумя облезлыми стульями и столиком с разномастными царапинами и пятнами. Для уюта стена над кроватью была обклеена картинками, вырезанными из журналов. И всё это было пропитано запахами, о происхождениях которых лучше не задумываться.

Оз раскладывал на кровати наши покупки – одежду из местного секонд-хенда.

– Будем надеяться, на эти обноски никто не позарится. – Он расправил рубашку, зашитую под мышкой серой ниткой. – Прогуливаться ночью нагишом как минимум вредно для здоровья.

Я развернула второй свёрток, содержимое которого выглядело не более привлекательно. Мятое платье горчичного цвета, чудовищный чепчик и потрёпанный парик с твёрдыми завитыми локонами.

– Что-то ты приуныл. Передумал? – игриво поинтересовался Оз.

Я скорчила недовольную рожу.

– Конечно нет. Но ты сам посуди, какое убожество! Как женщина, такое нежное и прекрасное существо, может носить эту дрянь? Фу, я в шоке.

– Увы, в этом болоте нет фей, так что рассчитывать на что-то более презентабельное не приходится. Ты будешь мерить?

– А куда деваться?

У меня действительно не было выбора: раз придумала план, то, будь добра, следуй ему, а не скидывай проблему на чужие плечи.

Повернувшись к Озу спиной, я разделась до пояса и только потом поняла, что мне не стоит стесняться, я же не в женском теле. Платье оказалось узковато в плечах и коротковато, зато в районе груди оно обвисло мешком.

Оз обошёл меня кругом.

– Тебе правду сказать?

– Что я выгляжу как дебил или что я самая страшная баба на свете?

– Не обижайся, но на бабу-то не очень похож, – он похлопал меня по груди, отчего мне стало вдвойне стыдно. – Где волнительные перси?

Где, где… В Караганде!

Я шлёпнула его по руке.

– Сделаем тебе перси. Или ты думал, я купил два мешочка с крупой, чтобы прикормить мышей, которые отвезут меня на бал?

– Вот тут не совсем понял. К чему такие сложности? Можно же обойтись, например, свёрнутой тканью. На кровати полно тряпья.

Под «тряпьём» он, очевидно, подразумевал постельное бельё, которому от наших экспериментов хуже не станет.

Фыркнув, я начала стягивать с себя платье.

– Оз, ну ты когда-нибудь женскую грудь видел? Под платьем хотя бы? Разве она выглядит, как скомканная простыня? Да ты возьми мешочки и приглядись. Благодаря крупе они примут нужную форму, и никто ничего не заподозрит. У нас получится первоклассный женский силуэт!

Судя по звуку, Оз сел на скрипящий стул.

– Что мне нравится в твоей эксцентричности, Бен, так это то, что за ней можно различить незаурядный ум. И ты до потери памяти был таким?

К этому времени я закончила воевать с недоразумением под названием «платье».

– Ну… – Я машинально прикрылась предметом маскировки. – Отец вроде говорил, что я не самый глупый из его детей. А Чарли говорит, что у меня прежний характер…

И смотрит на меня. Внимательно, почти взглядом хищника. Его синие глаза пронзают меня, словно булавки бабочку. Оставаться в их плену и страшно, и приятно. Тепло, рождающееся в