Шрифт:
Закладка:
– Думаете, я переметнусь к Мартину? Нет, ни за что!
– Тогда как объяснишь черную печать на своей ладони?
– Контракт был заключен не по моему желанию. Это случайность!
Эйден хмыкнул:
– Только дурак поверит в это.
Найт понял, что бесполезно пытаться доказать свою невиновность. Что бы он ни сказал, все обернут против него.
– Просто вы презираете меня, – окончательно отчаявшись, тихо произнес юноша. – Вам претит мысль, что я тоже Покровитель.
Эйден вдруг расхохотался. Его смех, приятный, бархатистый, мог сбить с толку кого угодно, а прищуренные глаза смотрели на демона с Черничной горы почти снисходительно.
– Хотя бы это ты понимаешь.
– Жестоко лишь из-за этого...
– Жестоко? – Эйден вскинул брови. – Что ты знаешь о жестокости? Этот мир гораздо хуже, чем ты думаешь. Мы не можем позволить себе быть милосердными и снисходительными с теми, кто представляет для него опасность. Иначе все просто рухнет.
Найт кое-что осознал. Дело было вовсе не в нем самом, не в его отличии от других. Все гораздо проще.
Эйден ожидал, что его враг падет, сломается, будет молить о пощаде и тут же признается во всех грехах. Но Найт легко принял правила игры, перехватил инициативу, сжал зубы и упрямо молчал, прожигая старейшину своими угольными глазами. Это было неприемлемо!
Рэй как-то сказал, что у старейшин очень хрупкое эго. И из-за Найта у Эйдена оно все пошло трещинами.
Понимание этой истины вызвало у юноши улыбку:
– Ясно. Вы просто боитесь. – Он наклонился чуть вперед и вкрадчиво проговорил, понизив голос и глядя человеку напротив прямо в глаза. – Ты боишься меня, грозный Огнедышащий старейшина.
Рука Эйдена резко схватила его за волосы и дернула назад. Найт охнул от боли и услышал угрожающее рычание у своего уха:
– Думаешь, я могу бояться кого-то вроде тебя?! Не смей даже думать об этом!
Найта отпустили так же резко, как и схватили. Эйден отвернулся и направился к большому резному шкафу у стены.
– Пусть у тебя аура высшего демона, но твоя божественная кровь такая же, как у остальных Покровителей. Эти две силы противоположны друг другу и не могут поладить в твоем теле. – Сняв защитную печать и взяв что-то с полки, он вернулся к Найту. – Сейчас ты не можешь пользоваться аурой, но регенерация до сих пор действует, верно?
На стол опустился длинный черный кинжал. Он был почти таким же, как тот, который подарила Найту Аста.
– Когда божественная сила сталкивается с демонической, начинается их противостояние. Его невозможно контролировать. Во всяком случае, ты не сможешь, – сказал Эйден, вынимая кинжал из ножен и рассматривая черную поверхность лезвия. – У Каррин полно трофеев с войны, она деже выделила для них отдельный зал. Но и у меня немало занимательных вещичек. Например, этот кинжал. Посмотри, в нем еще осталось много темной энергии. Изначально я собирался воткнуть его в твоего Посланника и посмотреть на твою реакцию.
В груди Найта поднялась волна негодования. Одно дело угрожать ему, а другое – Хану, одному из смертных, которых Покровители должны защищать. И это говорит старейшина! Насколько же прогнило это место? За сверкающим золотом и пестреющим картинами фасадом скрывается жестокость и обман. Никому здесь нет дела до человеческого мира. Все Покровители думают только о себе и своих прихотях.
– Не смотри на меня так злобно, как будто я уже это сделал, – покручивая в руке кинжал, ухмыльнулся Эйден. – Я передумал и нашел для него другое применение. Разве интересно ранить смертного, когда я могу поразвлечься с тобой?
Он положил руку на столешницу, и железные путы на руках Найта затянулись сильнее.
– Что?..
Юноша увидел только, как кинжал быстро опускается, словно черная молния, а потом пришла мучительная боль, пронзившая правую ладонь. Он не смог сдержать крик. Руку словно заморозило изнутри – острые кристаллы льда разрывали плоть и крошили кости. Темная энергия проникала в кровь, словно яд, и сражалась с божественной силой.
Как только кинжал, проткнувший руку и деревянную столешницу, был вынут, регенерация тут же залечила рану, не дав Найту опомниться.
– Нормальный Покровитель способен мгновенно исцелить Посланника и себя, – с любопытством рассматривая капающую с лезвия кровь, сообщил Эйден. – Ты уже видел, как это делает Киран? Такова сила желания миллионов смертных, сила их молитв и любви. Они готовы отдать себя без остатка, лишь бы их короткие жизни стали чуточку лучше и значимее. Посланники становятся героями только благодаря священному контракту. Не будь его, кто они такие? Пальцем задень – и превратятся в пыль.
Боль ушла. Найт смотрел на свою ладонь и яркую кровь, в которой отражался свет магических камней. На исцеление ушло немало божественной силы, еще несколько таких ударов – и она иссякнет.
– А что ты чувствуешь, когда используешь связь? – Лезвие в руке Эйдена игриво опустилось между пальцев Найта, из груди которого вырвался судорожный вздох. – Мучительно, да? Эта раздражающая боль, когда не можешь быстро восстановиться. Приходится истекать кровью, как простой смертный. Ты не можешь даже десятой части того, на что способен Киран. Чувствуешь себя в такие моменты ничтожеством?
На этот раз кинжал вонзился в левую ладонь по самую рукоять. Найт дернулся и застонал, прокусывая до крови нижнюю губу.
– Отвечай! – Эйден вынул лезвие и вогнал обратно, со злорадной усмешкой наблюдая, как вздрагивают плечи юноши и он хрипло кричит. – Понимаешь теперь, кто ты и где твое место?
Божественная сила стремительно утекала. Холод, словно живая колючая лоза, по венам добрался до самого плеча.
– Почему ты молчишь? – кинжал с хрустом повернулся в ладони, кроша столешницу, как хрупкое печенье. – Давай, скажи что-нибудь с помощью своего острого языка. Тебе ведь нравится грубить тем, кто выше тебя, о бесстрашный демон с Черничной горы!
В ожидании склонившийся над столом Эйден наблюдал, как Найт пытается вырваться. С бледного лица стекал холодный пот, волосы выбились из хвостика на затылке и спутались, но он продолжал сопротивляться, не желая говорить. Разозлившись, Эйден дернул его за волосы вверх, заглядывая в помутневшие от боли глаза.
– Скажи, кто ты! – закричал он. – Зачем появился и чего добиваешься? Кто тебя создал и с какой целью? Говори!
Найта трясло от холода и боли, его губы посинели, по подбородку
