и нечищеными, так загромождены провинциальными или феодальными пошлинами, что кукурузу можно было дешевле импортировать, чем производить внутри страны.10 Крестьяне, удрученные тяжелой почвой, предпочитали гордый досуг ненадежным плодам обработки земли, а горожане находили больше удовольствия в контрабанде, чем в плохо оплачиваемом труде. Над всей экономической картиной возвышалось бремя налогов, растущих быстрее, чем доходы, и требуемых растущим чиновничеством, всепроникающей полицией и деградирующим правительством.

Несмотря на эти трудности, высокий дух нации сохранился, поддерживаемый традициями Фердинанда и Изабеллы и Филиппа II, Веласкеса и Мурильо, распространением и потенциальным богатством испанской империи в Северной и Южной Америке и на Дальнем Востоке. Испанское искусство пользовалось репутацией, соперничающей с итальянским и голландским. Теперь нация собрала свои сокровища живописи и скульптуры в Музее Прадо, построенном в Мадриде (1785–1819) Хуаном де Вильянуэвой и его преемниками и помощниками. Среди его величайшей славы — пугающие шедевры величайшего художника той эпохи Франсиско Хосе де Гойя-и-Лусьентеса (1746–1828).*Висенте Лопес-и-Портанья передал нам его в бескомпромиссном портрете, полностью соответствующем мощному и мрачному духу, который показывал войну во всей ее кровавой дикости, любил свою страну и презирал ее короля.

Испанская литература — пока гражданская и внешняя война не поглотила нацию — процветала под двойным импульсом католической учености и французского Просвещения. Священник-иезуит Хуан Франсиско де Масдеу издал частями с 1783 по 1805 год «Критическую историю Испании и испанской культуры», которая достигла целостной истории, вплетя историю культуры в общую летопись цивилизации.11 Хуан Антонио Льоренте, который был генеральным секретарем испанской инквизиции с 1789 по 1801 год, получил от Жозефа Бонапарта (1809) поручение написать историю этого института; он счел более безопасным сделать это в Париже, причем на французском языке (1817–18). Расцвет прозы и поэзии, украсивший век Карла III, еще не совсем угас после его смерти: Гаспар Мельчор де Ховельянос (1744–1811) продолжал быть выразителем либерализма в образовании и правительстве; Леандро Фернандес де Моратин (1760–1828) по-прежнему доминировал на сцене с комедиями, которые принесли ему титул испанского Мольера. Во время Освободительной войны (1808–14) Мануэль Хосе Кинтана и священник Хуан Никасио Гальего изливали страстные стихи, чтобы стимулировать восстание против французов.

Пока эта борьба не разорвала их на части, большинство ведущих писателей были убеждены во французских идеях интеллектуальной и политической свободы; они и масоны были афранчесадос — французами; они сожалели о монархическом выхолащивании провинциальных кортесов, которые когда-то поддерживали жизнь Испании во всех ее частях; они приветствовали Французскую революцию и приветствовали Наполеона как вызов Испании освободиться от феодальной аристократии, средневековой церкви и некомпетентного правительства. Пусть искусный испанский историк пропоет мощный дирдж умирающей династии:

В 1808 году, когда монархия Бурбонов шла к своей гибели, политическое и социальное положение Испании можно было охарактеризовать следующим образом: Аристократия, особенно придворная, потерявшая уважение к королям; гнилая политика, управляемая личной враждой и взаимными страхами; абсолютное отсутствие патриотизма среди высших классов, подчинивших все остальное страстям и жадности; бредовые надежды масс, сосредоточенные на принце-Фердинанде, который уже показал себя лживым и мстительным; и, наконец, глубокое влияние в интеллектуальных кругах идей энциклопедистов и Французской революции.12

В одной из предыдущих глав было описано крушение испанской монархии с точки зрения Наполеона: Карл IV (1788–1808 гг.) позволил своей жене Марии Луизе и ее любовнику Годою вывести правительство из-под его контроля; принц Фердинанд, законный наследник, вынудил отца отречься от престола; Годоисты боролись с Фернандистами; в Мадриде и его окрестностях царил хаос. Наполеон увидел в этой неразберихе возможность подчинить весь полуостров французскому правлению и обеспечить безопасность в рамках континентальной блокады. Он отправил Мюрата и вторую французскую армию в Испанию с инструкциями по поддержанию порядка. Мюрат вошел в Мадрид (23 марта 1808 года) и подавил народное восстание в исторический день Дос де Майо — Второго мая. Тем временем Наполеон пригласил Карла IV и Фердинанда встретиться с ним в Байонне, во Франции, недалеко от испанской границы. Он запугал принца, чтобы тот вернул трон своему отцу, а затем убедил отца отречься от престола в пользу наполеоновского ставленника при условии, что католицизм будет признан и защищен как национальная религия. Наполеон велел своему брату Жозефу приехать и стать королем Испании. Жозеф, не желая того, приехал и получил от Наполеона новую конституцию для Испании, которая давала многое из того, на что надеялись испанские либералы, но требовала от них заключить мир с наказанной церковью. Жозеф с грустью отправился выполнять свои новые обязанности, а Наполеон вернулся в Париж, довольный тем, что поглотил Испанию. Он рассчитывал на то, что испанские массы и Веллингтон обойдутся без него.

III. АРТУР УЭЛЛСЛИ: 1769–1807 ГГ

До 1809 года он не был Веллингтоном; до 1798 года он был Уэсли, хотя и был далек от методизма. Он родился в Дублине 1 мая 1769 года (за 105 дней до Наполеона), будучи пятым сыном Гаррета Уэсли, первого графа Морнингтона, английского владельца поместья к северу от ирландской столицы. В возрасте двенадцати лет он был отправлен в Итон, но после «трех бесславных лет» был отозван домой.13 Нет никаких указаний на то, что в спорте он преуспел больше, чем в учебе, и впоследствии он отказался от авторства ставшего анонимным замечания о том, что «битва при Ватерлоо была выиграна на игровых полях Итона».14 С репетиторами он занимался лучше, но все равно его мать скорбела: «Клянусь Богом, я не знаю, что мне делать с моим неуклюжим сыном Артуром».15 Поэтому его отдали в армию и в возрасте семнадцати лет отправили в Королевскую академию эквитации в Анже, где благородные сыновья обучались математике, гуманитарным наукам и многим полезным для офицеров приемам верховой езды и фехтования.

Когда он получил свои шпоры, то благодаря семейному влиянию или простой покупке был назначен адъютантом лорда-лейтенанта Ирландии и получил место в ирландской Палате общин как представитель округа Трим. В 1799 году он получил звание подполковника и во главе трех полков участвовал во вторжении герцога Йоркского во Фландрию. Он вернулся из этой неудачной авантюры с таким отвращением к войне, грязи и некомпетентности титула, что подумывал оставить армию ради гражданской жизни. Он предпочел скрипку казарме, страдал от череды болезней и произвел впечатление на своего брата Морнингтона как человек с настолько низкими способностями, что от него