Шрифт:
Закладка:
Великая Княгиня Елизавета Маврикиевна, желая увековечить память сына в воспитавшем его учебном заведении, принесла в дар Императорскому Александровскому Лицею денежный вклад с тем, чтобы ежегодно изготавливалась серебряная медаль, носящая имя Олега Константиновича. Награда должна была присуждаться за лучшее сочинение по отечественной литературе, написанное воспитанником Лицея. На медали – изображение князя в лицейском мундире, даты жизни. Под портретом надпись: «Светлой памяти Олега Константиновича». На обороте – лицейский девиз «Для общей пользы», изображение герба Лицея, слова: «Жизнь не удовольствие, не развлечение, а крест. Олег». Фраза, начертанная на медали, была написана князем незадолго до окончания любимого учебного заведения. Трагическая его смерть потрясла всех. Люди, близко знавшие юного героя, собрали воспоминания о нем. Получилась прекрасная книга, названная просто «Князь Олег». Она вышла из печати в Петрограде в 1915 году (Павлова С.В., 2001).
* * *
Нездоровье и семейные переживания Константин Константинович преодолевал благодаря привычке к ежедневному труду, приверженности к заведенному ритму жизни. Его душа превозмогала сгустившийся вокруг него мрак. Истинный христианин, он, смиренно принимая испытания, не утратил достоинства, оставался человеком даже по отношению к врагу. 7 ноября 1914 года в его дневнике появилась запись: «Меня раздражают газеты, затеянные в них травля немцев, издевательства над Вильгельмом и неизменные сообщения о германских зверствах. Везде и во всем преувеличения и обобщения. Нельзя огульно обвинять всех немцев за нетерпимые поступки некоторых из них. Издеваться над еще не побежденным врагом не великодушно, не благородно и не умно».
Болезнь Великого Князя неотвратимо прогрессировала. О последних месяцах жизни Константина Константиновича вспоминал сын Гавриил: «Отец чувствовал временами удушье, и 1 января 1915 года ему стало совсем нехорошо. В этот день мы все были приглашены вечером обедать к Императрице Марии Федоровне в Аничков дворец. Он, приехав из Павловска в Петроград, слег и, конечно, не мог поехать к Государыне. Матушка, как всегда, осталась при отце. Эти удушья оказались припадками грудной жабы… Бедный отец довольно долго пролежал в постели в своей спальне в Мраморном дворце. Когда отец встал, он еще недели две не возвращался в Павловск… Пребывание в Мраморном мне живо напоминало мое детство, когда мы все жили в Петербурге. Мы снова, как в те годы, завтракали в столовой родителей, в которой висела картина: шведская гвардия несет на носилках убитого Карла XII. Снова я ходил по тем же милым комнатам. Живя в Павловске с 1905 года, отец только наезжал в Мраморный[252], и мы очень редко бывали там все вместе…» (Романов Г.К., 2001).
Трудившийся всю жизнь, К.Р. находил опору и силы в молитве и в творчестве. Любимым домовым храмом всех поколений Константиновичей была церковь в Павловском дворце. Ее стены видели и слышали молитву Екатерины II, искреннюю исповедь Павла I, слезы его вдовы Марии Федоровны. Константин Константинович любил бывать в этой церкви. Ему здесь всегда было духовно тепло и радостно. Знаток и ценитель прекрасного, он сочетал проникновенную молитву с созерцанием статуй коленопреклоненных ангелов, замечательных копий полотен Э. Мурильо, А. Корреджо, Г. Рени на библейские сюжеты. Интерьеры храма были оформлены выдающимся московским архитектором М.Ф. Казаковым по поручению Марии Федоровны. Именно в этой церкви в 1799 году торжественно зачитывались донесения А.В. Суворова о военных победах над Наполеоном в Италии с последующим провозглашением многолетия знаменитому фельдмаршалу.
В январе 1915 года врачи запретили Константину Константиновичу подниматься на второй этаж Павловского дворца, где располагался домовой храм. Перед Пасхой рядом с его комнатами была установлена походная церковь. Даже в ней Великий Князь из-за угрозы удушья и приступа грудной жабы вынужден был часто присаживаться – долго стоять ему становилось все труднее.
Очередная запись, собственноручно внесенная К.Р. в дневник: «Павловск. 2 февраля 1915 года. Удушье и перебои сердца мучили меня ночью до 4-х утра, к утру прошло… С тех пор я проводил дни, сидя в большом кресле в приемной и никуда не ходил дальше моей уборной… Меня часто посещала Императрица Мария Федоровна. Раз посетил Государь и привез мне пряжку за 40 лет службы в офицерских чинах».
Константин Константинович 6 марта записал в дневнике: «Поправка моего здоровья шла, казалось, на лад, но утром 6-го случилось что-то странное: встал я, как обыкновенно, около 8 и помню, что, выходя из спальни, увидел на термометре за окном столовой −130. Затем помню только мелкие подробности». Случился обморок с потерей памяти, затем 8 марта обморочное состояние повторилось, сочетаясь с сильным сердцебиением. Однако эти явления, к счастью, оказались временными. Он снова жил, мучительно грустил об ушедшем навсегда Олеге, тревожился о других сыновьях, болел душой о проигрывавшей войну России. Константин Константинович понимал, что близится конец жизни. Запись в дневнике от 15 апреля 1915 года: «Решил более не хранить переписки с некоторыми лицами, которая, полагаю, особой ценности не имеет, и жгу эти письма». В последнем письме А.Ф. Кони от 25 апреля 1915 года Константин Константинович обращался к своему другу с такими проникновенными словами: «Вы писали о бывшем у вас сердечном припадке; одновременно (в ночь на 17-е) у меня был сильный приступ удушья, длившийся часа три-четыре. Как бы хотелось знать, что лучше и Вам. Да поможет Господь Вам успеть написать все то, что душа требует написать до того, как он позовет Вас к Себе. Я глубоко верю, что и волос с головы нашей не спадает без Его воли, и, следовательно, верю, что Его благая воля вовремя отрывает нас от здешних дел. Поэтому ходячее выражение “безвременная кончина” – для меня звук пустой. Эта Всеблагая воля лучше нас знает, когда должен последовать последний призыв…» (Петроченков В.В., 2002).
1 мая 1915 года ему хватило сил собрать в Павловске гостей на литературно-художественный вечер, где исполнялись поэтические и музыкальные произведения К.Р. Гости, увидев его исхудавшее и побледневшее лицо с запавшими, очерченными синевой глазами, старались скрыть тревогу и опасения. 11 мая К.Р. в последний раз взял в руки свой дневник: «Нездоровилось. За день было несколько приступов, спазматических болей в сердце, действующих удручающим образом на настроение. Несколько раз появлялась и одышка». В списке назначенных больному лекарств появился новый тогда нитроглицерин. Что касается основного лечения, применявшего к Константину Константиновичу,
