моей работы, быть вблизи Обители. И вот, скрепя сердце, обращаюсь к тебе, голубка. М. б. это моя отчаянность?.. И я смущен, удобно ли это для тебя… — попробовать, если ты это сможешь, написать Дж. Кеннану? Он — ныне — очень, кажется, влиятельный и ценит русскую культуру… Дело в том, что представителей Церкви, — они же просвещению служат! — впускают помимо квоты, как и ученых, если перерыв их деятельности — ученой! — не больше двух лет. Писатели не имеют такой льготы… хотя — кто же больше, чем они, — если это подлинные писатели, — служит _к_у_л_ь_т_у_р_е?! М. б. _э_т_о_ поможет Дж. Кеннану в его хлопотах — если он, конечно, пойдет навстречу твоей просьбе, — о выдаче мне постоянной — или хотя бы длительной! — визы? При влиянии — _в_с_е_ возможно. Я же не окажусь для американцев — «нежелательным»? М. б., если ты признаешь возможность написать Дж. Кеннану, — адреса я его не знаю, — дело устроится? Поверит же тебе — твоему ручательству за мою благонадежность, Дж. Кеннан?! Ну, если это сверх твоих сил — тогда я не смею тебя просить… как-нибудь обойдусь и короткой визой, закрыв глаза на будущее… Возвращаться в Париж не хочу: я уверен, что пройдет месяц — другой, и мне все равно придется, уже с большим риском, оттуда уезжать: чувствую, что война неизбежна. Мне надо уезжать отсюда, и как можно скорей. Предчувствие такое во мне.

На днях, дней 6 тому, я писал тебе большое письмо860. Просил тебя приехать, если можешь. Справлялся сам в банке — гульдены — 65 швейцарских франков — за сотню. — Дня три тому — 66 фр. 68 сантимов. До конца марта все комнаты в Мирабо заняты, ныне автомобильная выставка, _в_с_е_ везде занято. Если приедешь, извести, чтобы я удержал для тебя комнату, заблаговременно и _н_а_ _т_о_ч_н_ы_й_ срок! надо тут заранее нанимать. С апреля Волошины бросают квартиру, т. к. мать сняла квартиру в горах, где будет жить с больным сыном, — санатория закрывается для ремонта. Так что тебе придется в отель, в удержанную по заказу комнату. _В_и_д_е_т_ь_с_я_ с тобой и проститься — мне душевно необходимо! Получу ли постоянную визу, нет ли… все равно двинусь, хоть с «гостевой» — на-ура. А там видно будет. М. б. к осени — в Россию. Так мне _в_и_д_и_т_с_я. Вот, голубка, моя докука к тебе. Другого пути не вижу, не знаю. M. б. — если захочешь ты, — _в_с_е_ удастся? а м. б. я ошибаюсь: м. б. _т_а_м_ — слишком формально все. Что Бог даст. Ты сумеешь написать, как надо. Прости, что _т_а_к_ прошу, о — _т_а_к_о_м. Не насилуй себя… Я все время отбрасывал эту мысль, но вот сейчас, — будто толчок мне! — вскочил с постели и пишу… _п_р_о_ш_у.

Как жду письма от тебя!.. Почему так забыла?.. Оля, _н_а_д_о_ нам проститься, приезжай… м. б. и не свидимся больше… Ну, как тебе Бог на душу положит. Если решишь написать в Америку, узнаешь хоть в Гааге адрес Дж. Кеннана, а то прямо пусти — на Вашингтон, что ли, авионом… — найдут.

Вот и сейчас колеблюсь — посылать ли это письмо. Спрашиваю сердце… — оно отвечает… — «да». М. б. и обманывает..?

Твой В.

Смущенный, все же шлю: как трудно мне просить для себя — тебя даже!

196

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

17. III.48

Дорогой мой Ванюша,

Прости, что давно не писала, — я предельно, до изнеможения измучена нервно. Всего и не описать. Возня с работником ужасная. Он и хам, и нахал, и жулик и__ подхалим, когда ему это нужно. Уперся и не уходит, а Арнольда таскают по разным комиссиям, где всюду друзья и кумовья работника. Здесь кошмарное засилье подобных типов. Рабочие ограждаются, с ними носятся, правительство перед ними пресмыкается, а они хамят. Все эти «полицейские» меры выселения не по нашим характерам. А при всем том надо жить с ними вместе самым тесным образом! Ну, довольно!

Ж. Кеннану я напишу, если ты думаешь, что это тебе поможет. Но одно горе: в Голландии его адрес не известен. М. б. мне еще можно было бы попробовать съездить в Rotterdam, там есть тоже консульское отделение, — но в ближайшие дни я вся в трепке и разгоне. Еще волокита с мамиными бумагами, — срочная, так что завтра с этим делом должна начать возиться. Был на дому сегодня чиновник, но не застав меня дома, назначил на завтра. Будь такой милый — спроси в женевском консульстве, не знают ли адрес Ж. Кеннана? В Швейцарии он скорее м. б. известен. И тогда пиши экспрессом мне. Я не жду слишком многого от Ж[оржа] К[еннана], т. к. в аналогичном случае в 1938 году, он ничего не смог сделать, ссылаясь на то, что в Америке даже для самого Президента закон не делает исключения. Попытаться можно, но я не льщу себя надеждой. Все это очень грустно с тобой выходит! Неужели тебе этого заранее не узнали приглашавшие тебя туда?! Неосмотрительно. У меня душа болит, как подумаю о всем этом.

О приезде к тебе думаю сердцем, но разумом не вижу пока что возможности. Все эти недели будут сверх-напряженны. Я уже с кошмаром просыпаюсь, не имея нервных сил выдерживать всю эту атмосферу. Но все же я делаю все шаги к тому, чтобы смочь поехать. Ищу деньги в Швейцарии, т. к. отсюда мне ничего не дадут провезти. Ты справлялся в банке о курсе, но это не столь важно: ведь в банке меняют только то, что я привезу по разрешению. Меня интересовало другое: можно ли продать частным образом деньги? Вспомни Париж и мою беготню. Или в Швейцарии банк меняет не по паспорту, а вольно? Это необходимо знать. Я пытаюсь войти в контакт с швейцарцами через газету, но не знаю, что выйдет. Тут иногда бывают заинтересованные лица.

Итак, мой милый, — всем сердцем стремлюсь, но не знаю, что выйдет. Жду очень скорого ответа с адресом Кеннана и тотчас напишу ему. А писать на-ура довольно рискованно. В Америке не разыскивают (* Но если и ты не узнаешь его адреса, то буду писать на Вашингтон, с указанием, что при Маршалле.)860а. Сейчас ночь, я валюсь от усталости. Только бы пережить этот гнусный период! Обнимаю тебя. О.

197

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

24. III.48

Думаю, что права ты, милая моя Олюша: ответит Американец «на законном основании», ибо все «оксидантали»[259] — законники сугубые, когда треба себя не беспокоить. Что же, это логично. И все же, если найдешь возможным, попытайся… есть зацепка и за закон: служители культа —