Иван Петрович с интересом принялся читать местные газеты. Он быстро просматривал «Известия Вологодского совета рабочих и крестьянских депутатов», в этом официозе новой власти кроме всеобщего одобрения политики большевиков мало что можно было узнать интересного.

Правая кадетская газета «Северное Эхо», наоборот, критиковала новую власть, находя во всём признаки скорого краха русской государственности. Она тоже мало привлекала подпоручика ввиду чрезмерного пессимизма.

Гораздо важнее были две другие газеты: «Вологодский листок» и «Вольный голос Севера», где в каждом номере можно было найти немало интересных материалов о городской жизни.

Жизнь эта, судя по заголовкам и рекламе, била ключом. Совсем не чувствовалось, что где-то произошла социалистическая революция, и у власти вот уже более полугода правительство большевиков.

Большое внимание газеты уделяли деятельности иностранных представительств в Вологде. Рубрика «В посольствах» стала традиционной для прессы. В ней сообщались о новостях на Западном фронте, тех или иных передвижениях дипломатов, публиковались интервью с главами посольств и миссий и даже скандальная хроника.

Смыслов вдоволь посмеялся, когда прочитал в одном из номеров гневную реплику сербского посольства, адресованную местным жителям. «В Вологде массы цыган просят у жителей города подаяний, называя себя беженцами-сербами. Сербским именем пользуются также и военнопленные австрийцы. Цыгане пользуются великодушием русских и благожелательным отношением к сербам, поэтому имеют успех, прося подаяние».

Сербские дипломаты очень просили не верить цыганам и никаких подаяний не давать. Особенно отмечалось, «что сербы никогда не опустятся до того, чтобы просить милостыню и, не смотря на то, что их страна оккупирована, сражаются на других фронтах мировой войны.»

За этими объявлениями стоял непосредственно сам министр посольства Сербии Милослав Сполайкович, который очень переживал за национальную гордость своего маленького народа.

Разумеется, этого Смыслов знать не мог. Он пару раз сталкивался с сербскими военными и был о них высокого мнения. Сербы не хотели сдаваться и продолжали войну в составе других армий стран Антанты, в том числе и русской, а когда Восточный фронт пал, стали проситься отправить их во Францию. Смыслов слышал, что отряды сербов отправляют в Мурманск, чтобы потом переправить в Западную Европу, он даже видел группу военных в сербских мундирах в городе. Об этом, говорили, имелось соглашение с властью. Сербов никто особенно не проверял, и под видом солдат и офицеров с Балканского полуострова в Мурманск мог проехать кто угодно.

Неожиданно много внимания в газете «Известия» уделялось полякам. Время от времени там публиковались сообщения о созыве совета при комиссариате по польским делам, собрании беженцев и организации губернского комиссариата по делам поляков. Поляки все еще воспринимались как граждане России, судьбой которых власти были вынуждены заниматься.

Попадались в прессе и объявления от латышской диаспоры. В городе существовало Латышское общество, имевшее даже штаб-квартиру по соседству с американским и французским посольствами. Общество приглашало латышей на ежегодное собрание.

В газете Смыслов обратил внимание на частное объявление: «Ищу латышку одной прислугой». Какой-то рачительный вологжанин решил, пользуясь случаем, получить квалифицированный и, главное, по-европейски воспитанный персонал для домашней работы.

Латыши веками находились под иноземным игом: немцев, поляков, шведов. И только когда их маленькая страна стала частью большой Российской империи, почувствовали ослабление гнета. Во время Великой войны латышские полки очень хвалили на фронте за стойкость и боевые качества.

После революции они перешли на службу к большевикам и составили стальную гвардию революции. Впрочем, таких латышей Вологда еще не видела, они появятся здесь позже.

Самое большое внимание в газетах уделялось евреям. Редко в каком номере не публиковались их объявления. В зале Страхового общества — самом большом в городе, в помещении Талмуд-Торы — еврейской школы, Сионистского клуба, в зале еврейского училища проходили разнообразные мероприятия.

Один лектор читал лекции о мотивах еврейской литературы, другой, бывший политзаключенный — о тюрьме и ее обитателях. Работали курсы еврейского языка и истории. Кроме всего прочего регулярно проводились концерты-митинги — мероприятия, где музыка как бы дополнялась политикой, партийные собрания и праздники, съезды и вечера.

Смыслов для памяти записал в блокнот названия еврейских партий и организаций в городе: «Бунд», «Цеирей Цион», «Поалей Цион», «Объединенная еврейская социалистическая рабочая партия». Помимо них организаторами культурных мероприятий выступали: общество «Тарбут», «Еврейский рабочий клуб имени Бронислава Гроссера», «Общество посвящения евреев», сокращенно — «ОПЕ», «клуб имени Переца» и «Вологодская сионистская организация».

«Однако, — подумал Смыслов, — откуда их столько в Вологде? Наверное, тоже бежали от войны с Западных губерний».

Евреи — народ чрезвычайной активности. Поэтому их много среди революционеров. Они живут так, как будто завтра наступит последний день, и радуются каждому гешефту, любой встрече с собратьями по вере, ибо видят в ней возможность продолжения еврейского рода. Они очень сплоченный народ и благодаря этому качеству вкупе с природным умом и предприимчивостью в случае конфронтации с властью представляли опасность для любого государства, где они проживали. В старой Европе это хорошо понимали и всегда старались изолировать евреев от политики. Исключение составляла лишь Великобритания, англичане считали себя умнее и конкуренции с евреями на почве близости к власти не замечали.

На весну 1918 года пришелся пик еврейской активности в Вологде.

Никогда больше на протяжении всего XX века представителям национальных меньшинств в городе так вольготно не жилось.

Несмотря на обилие объявлений в газетах, касающихся инородцев, Смыслов понимал, что количество этих людей в городе ничтожно мало против основной массы русского населения. Но это население было политически пассивно. Тихая тыловая Вологда, стоявшая на болотах, гасила любую политическую активность. Неспроста сюда до революции ссылали для исправления разного рода бунтарей и смутьянов.

От русского народа зависело главное: будет поддержано выступление против большевиков или нет. Это была еще одна цель командировки Смыслова, и пока что, гуляя по городу, он никаких признаком кипения народных масс не увидел.

В книжном магазине Иван Петрович купил открытку с видом Народного дома, погоревшего в Первую русскую революцию 1905–1906 годов. Теперь ее продавали как достопримечательность.

— В Вологде завсегда тихо, — поделился с подпоручиком продавец в писчебумажном магазине, — окромя этого погрома ничего не бывало, и тот, если честно, произошел случайно, не по что было питейные заведения в базарный день закрывать, вот люди и сорвали злобу.

— А как вы думаете, новой властью сейчас довольны? — напрямую спросил Смылов продавца.