— Господин вице-консул, разрешите представиться, Джон Гиллеспи.

— Здравствуйте, господин Гиллеспи. Я уже получил телеграмму о Вашем приезде, располагайтесь, мы будем рады разделить с Вами наше скромное жилище.

— Так Вы тоже будете здесь квартировать? — спросил Дружинин, — рад, очень рад новому союзному гостю.

— Благодарю Вас, господа, Вы очень любезны, — расшаркался новоиспеченный секретарь вице-консульства, покажите мою комнату, я должен привести в порядок свои дела и мысли.

Калисфена отвела нового квартиранта в комнату, показала удобства и пожелала всего доброго.

— Хорошо тебе у барина служить? — спросил её Рейли.

— Да, господин Гиллеспи, — ответила девушка, — это лучше чем в деревне.

«Черт возьми, — подумал Рейли — надо как-то привыкать к этому шпионскому имени».

— На, — он протянул девушке бумажный рубль — чаевые, — и когда та приблизилась и с благодарностью взяла банкноту, ловко шлепнул ее по мягкому месту.

— Не озорничайте, иначе барину скажу, — хитро сверкнув глазами, бросила служанка, — он у нас человек строгий, глупостей всяких не любит.

— Да ладно тебе, — Рейли улыбнулся, от такой улыбки не устояли бы многие дамы из общества, — я же шутя, поняла?

— Да, господин Гиллеспи, только больше так не шутите.

Недели через две тихий двор дома по Пятницкой улице с британским флагом на углу изменился. Сюда стали заходить известные в городе граждане и о чём-то долго беседовать с англичанами. Один за другим появлялись молодые люди в штатском платье, с ярко выраженной военной выправкой. Они общались с консулом Бо, получали какие-то инструкции у секретаря вице-консульства Гиллеспи. В заключении вечера гости открывали паспорта и протягивали их консулу. Тот доставал печать и ставил её на чистой странице, предварительно что-то написав по-английски. Печать была бронзовая, круглая с гербом Соединенного Королевства в центральной части и надписью по кругу: «British vice-consulate. VOLOGDA». После проставления штампов в паспорта Бо клал печать в футляр и бережно прятал в карман.

Иногда, погожими майскими вечерами англичане с гостями любили выпить чаю на полукруглом балкончике первого этажа дома, выходившем в палисадник, за которым начиналась улица.

Подавала горничная Калисфена. В её присутствии господа изредка переходили на английский, но часто, не замечая прислугу, продолжали разговор по-русски. От услышанного у бедной девушки кружилась голова. Она многого не понимала, но чувствовала, что здесь на балконе чаевничают самые настоящие заговорщики.

Она сообщила о своей догадке дворнику и тот, приставив указательный палец к губам, приказал ей молчать.

— Чудные дела творятся, Фиса, — произнес он, — Давеча утром мету улицу, раным-ранешенько, а навстречу мне идет высокий такой мужчина, по виду точно генерал. Я ему кланяюсь по-прежнему, мол, здравствуйте, Ваше высокоблагородие, он мне в ответ кивает, дружески так и улыбается. А сам-то идет мимо Пятницкой церкви к берегу.

— Это такой с усами? Генерал, а сам брит наголо?

— Он самый.

— Э, — протянула Калисфера, — ошибся ты, паря, может он и генерал, но я точно знаю, что это не главное.

— А что же тогда? — не понял дворник.

— Усатый мужчина — это дядя самого царя, Великий князь Георгий Михайлович, они у Поповых квартируют.

— Почем знаешь? — не поверил дворник.

— Он к нам уже два раза заходил, письма передавал и получал себе от господина Бо, целую пачку корреспонденции.

— Так выходит промашка вышла, надобно его величать Ваше императорское высочество! — почесал голову дворник.

— Выходит, что так. Сейчас каждый день новости, я уже не понимаю, кто здесь кто.

— А что так?

— Не понимаю, — Калисфена подбоченилась, — как-то раз слышу, разговаривают англичане. Слов-то не разобрать, но когда господин Гиллеспи консулу Бо что-то говорит, то краснеет и всегда отвечает: «Yes, Sir».

— А что это?

— Ну, это как — слушаюсь, мой господин.

— Да ну? Он же тут главный.

— Вот и я думаю, главный, а такое говорит, видать господин-то Гиллеспи поглавнее его будет. Но, видимо, он тут инкогнито.

Это слово она не раз слышала от Дружинина.

— Как это?

— Ну тайно, для всех он секретарь, а для нашего консула-босс.

— Вот ты словечек-то нахваталась, — удивился дворник.

— Это еще что, я еще полгодика послужу здесь, так по-аглицки понимать начну, я толковая, мы когда с барином в Крыму жили, я по-татарски научилась понимать, что на базаре говорят.

— Врешь, а ну как, скажи что-нибудь?

— Вот еще, много тебе чести будет.

Калисфена с гордым видом пошла прочь. Среди дворовых служащих и прислуги она была на особом положении: во-первых, красавица; во-вторых, близко к господам бывает, того гляди, не угодишь, шепнет и прощай, хорошая служба. Вот так-то!

Калисфена цену себе тоже знала, и, если бы позвали замуж, за кого попало бы не пошла, разве что за хозяина мастерской какой или извозчика со своим экипажем, а еще лучше, за купца. Купцы при любой власти нужны, с таким не пропадешь.

В мае 1918 года в Вологде еще процветала частная торговля, выходили эсеровские и небольшевистские кооперативные газеты, даже кадетская «Северное Эхо». Большевики сидели тихо в своем Совете, и в городе их никто не боялся. Жители Вологды не догадывались, что это благоденствие продлится от силы еще месяц-другой.