за то, что они тщеславны и озабочены производимым внешним впечатлением; для них главное, чтобы их заметили. А также за то, что фарисеи присвоили себе право толковать слово Моисеево. В своем формализме они возлагают на людей тяжелое бремя, но сами нести его отказываются. «Они лишь говорят и не делают». Иисус также осуждает их за маниакальное внимание к деталям при явном пренебрежении к главному.

Споры с фарисеями

Пришедшие из Иерусалима фарисеи полны желчи. Они обвиняют Иисуса в том, что Он одержим предводителем адских сил Вельзевулом и изгоняет бесов Его именем. Иисус разумно замечает: «Как может сатана изгонять сатану?» (Мк. 3:23).

Спорные моменты возникают вокруг некоторых фундаментальных для веры Израилевой вопросов. И первый из них по поводу субботы (по-еврейски шабат) — в иудаизме седьмого дня недели, в который предписывается воздерживаться от работы. Этот запрет священен, поскольку должен напоминать о Божьем отдохновении во время Сотворения мира, и нарушать его — значит осквернять Закон. Но подобный запрет давно уже облегчен и приспособлен к потребностям повседневной жизни.

Иисус же радикально изменяет взгляды своих современников. Превыше всего Он ставит закон любви и милосердия. Отмечать шабат — не самоцель, а средство к благу и свободе человека. Войдя в сельскую синагогу в этот святой день, Он видит там несчастного с иссохшей рукой. «И спросили Иисуса, чтобы обвинить Его: можно ли исцелять в субботы? Он же сказал им: кто из вас, имея одну овцу, если она в субботу упадет в яму, не возьмет ее и не вытащит? Сколько же лучше человек овцы! Итак, можно в субботы делать добро». И Он сказал человеку: «Протяни руку твою. И Он протянул, и стала она здорова, как другая», — пишет Матфей в своем Евангелии (Мф. 12:10–13). Но какими бы покладистыми по сравнению с саддукеями не слыли фарисеи, они не могли смириться с подобными нарушениями запрета.

Среди других спорных вопросов — необходимость омовения перед едой и соблюдение поста. Фарисеи упрекают учеников Иисуса за то, что те, в отличие от последователей Иоанна Крестителя, не соблюдают подобных самоограничений. Иисус отвечает им провокационным вопросом, отождествляя Себя с «женихом» Израиля: «Могут ли поститься сыны чертога брачного, когда с ними жених? Доколе с ними жених, не могут поститься, но придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься в те дни» (Мк. 2:19–20). И это уже едва завуалированное требование признать Его божественную сущность.

Не меньше шокирует фарисеев отказ Иисуса соблюдать запреты, касающиеся еды. По Его словам, нечистой пищи не существует. Не то, что входит в рот, оскверняет, говорит Он, а то, что из него выходит. Зло проистекает изнутри человека. «Ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления — это оскверняет человека; а есть неумытыми руками — не оскверняет человека» (Мф. 15:19–20).

Еще одним камнем преткновения стало учение Иисуса о нерасторжимости брака. Фарисеи разрешали мужьям при определенных обстоятельствах отрекаться от своих жен. Иисус бросает вызов такому попустительству. Он цитирует Писание: «Не читали ли вы, что Сотворивший в начале мужчину и женщину сотворил их? И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью… Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф. 19:4–6). Но Его противники не сдаются: разве Моисей не повелел в определенных обстоятельствах выдавать жене разводное письмо?

К спорам с фарисеями относится и знаменитый эпизод о дани, причитающейся кесарю. Учитель, нашептывают они, скажи нам, «как Тебе кажется? позволительно ли давать подать кесарю, или нет?» (Мф. 22:17). Каждый год евреи должны были выплачивать римлянам огромную сумму в 3,6 миллиона динариев. Если бы Иисус ответил, что платить не должно, Его тотчас сочли бы бунтарем. А если бы сказал обратное, то есть признал римскую оккупацию и тем самым присягнул на верность обожествляемому императору, — это можно было приравнять к идолопоклонству. Острота вопроса для евреев объяснялась и тем, что земельный налог и подушную дань полагалось выплачивать в серебряных динариях — римских монетах с изображением профиля Тиберия на аверсе и его матери Ливии на реверсе.

«Зачем вы испытываете Меня, лицемеры?» — отвечает Иисус и требует показать ему деньги для уплаты дани. Один из фарисеев достает динарий. Делая вид, что рассматривает монету, Иисус спрашивает собеседников: «Чье это изображение и надпись?» «Конечно же, кесаря!» — отвечают ему. И тогда Иисус заключает: «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Мф. 22:18–21). Фарисеи замолкли, не зная, что сказать…

На протяжении истории христианские комментаторы вели бесконечные споры по поводу этих слов, стремясь отыскать различия и взаимосвязь между мирским и духовным. Но Иисус, конечно же, имел не это в виду. Он хотел показать, что Бог превыше кесаря. И эти слова, в их искаженном виде, Ему еще припомнят.

Фарисеи постоянно донимают Иисуса вопросами, например, об иерархии между теми 613 заповедями, которые они насчитали в Законе Моисеевом. «И один из них, законник, искушая Его, спросил, говоря: Учитель! какая наибольшая заповедь в законе?»

И Иисус ему отвечает: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мф. 22:35–40).

«Ты ли Тот, Который должен прийти?»

Пока шли эти ожесточенные споры, Иоанна Крестителя продолжали держать в крепости Махеронт. Вскоре некоторым из Его учеников разрешили поговорить с ним. И они, естественно, рассказали ему об Иисусе из Назарета и о Его служении. Тот, чье пришествие предсказывал Креститель, на самом деле действует не с ожидаемой жесткостью. Похоже, Он не претендует ни на атрибуты власти, ни на то, чтобы Его обязательно признали Мессией. Он говорит только о божественной любви и милосердии. Вместо того чтобы жить в аскетизме, Он пирует со своими последователями. Разве это предназначал Всевышний народу Израиля?

Последователи Крестителя не одиноки в своих сомнениях. Узник тоже начинает сомневаться в своем бывшем ученике. Действительно ли Тот «Агнец Божий»? Иоанн видит, как растет количество поклонников его двоюродного брата из Назарета, но теперь этот пришелец отклоняется от его учения как Крестителя. Не ошибся ли он в этом человеке? Эти горькие размышления заставляют Иоанна попросить двух близких ему людей пойти и задать Иисусу вопрос, чрезвычайно важный для Крестителя: «Ты ли Тот, Которому должно прийти,