Шрифт:
Закладка:
Случаю было угодно, чтобы у Марко Карреры, непримиримого ненавистника телевизора, в то утро поднялась температура, тридцать восемь с половиной, и вместо того, чтобы, как каждое утро, пойти на службу в офтальмологическую больницу на площади Героев, куда он попал, выиграв конкурс сразу после завершения специализации, он рухнул на диван в своей двухкомнатной квартире на площади Джованни Лоренцо Бернини в квартале Сан-Саба, накачанный антибиотиками, и подремывал перед телевизором. Опять же, случаю было угодно, чтобы его почти всегда выключенный телевизор оказался настроен в тот день на Первый канал. И опять же, случай распорядился так, чтобы Марко Каррера вышел из сонной оторопи именно в тот момент, когда Марина Молитор рассказывала свою историю. Ну, в общем, ни один человек никогда не становился необходим другому быстрее, чем в нашем случае. Два других убийственных совпадения (оба потеряли старшую сестру, оба избежали злополучной воздушной аварии) привели к тому, что Марко Каррера немедленно влюбился в заплаканную молодую женщину (волнующая красота которой тоже сыграла в этом деле свою роль, можно не сомневаться).
На следующий день, наглотавшись парацетамола, он с легкостью нашел ее в аэропорту, за билетной стойкой «Люфтганзы», где, по ее словам, она работала (не имея в виду конкретную работу, которую выполняла и о которой на телевидении соврала), чтобы сыграть с ней партию в покер, раз уж судьбе так было угодно. Результат: они оба испытали сильнейшее потрясение, хотя и прежде жизнь их серьезно испытывала. Были и другие волшебные совпадения, открытые ими друг в друге в течение второй половины дня, и, конечно, присутствовало неудержимое физическое влечение; с той минуты они забыли про время, стали жить вместе, зачали дочку, потом ее родили, поженились, все как-то одновременно, в течение двенадцати месяцев. Разве что только…
Квартирка на площади Бернини, их любовное гнездышко, потом квартира на площади Николозо-да-Рекко с террасой и видом на Рим, их дальнейшее сближение, их сообщничество, все более тесная близость, зимние воскресенья, проведенные в постели, в играх с ребенком, а когда ребенок засыпал, они занимались любовью, проводили весенние воскресенья в поездках в Кастелли, на озеро Браччано, во Фриджене, в Бомарцо или просто устраивали пикники в парках виллы Дориа-Памфили, Виллы Ада и Виллы Боргезе и даже совершали короткие поездки в Европу по льготным ценам, на которые Марина имела право, – в Прагу, Вену, Берлин. Их довольно скромная жизнь, с двумя зарплатами, позволявшими им небольшие роскошества, например, няню или уборщицу и повариху в лице жены привратника, Рождество во Флоренции, на развалинах семьи Марко, которую тот напрасно пытался расшевелить своим счастьем, даже если это было не так, недели в Каподистрии[38], у матери Марины, вдовы полицейского, обожествлявшей Марко как спасителя, героя, дар небес, и это должно было его насторожить, но не насторожило. Девочка, которая подрастала и становилась похожа на обоих, от Марины взяла цвет и разрез глаз, от Марко – мягкие кудри и форму носа, потом она начала говорить, следом за этим ходить, потом у нее появилась веревочка, растущая из спины, – возникли первые проблемы, которые они решали достойно, сохраняя твердость духа, веру в будущее и готовность пожертвовать собой в любую минуту, лишь бы их союз окреп и закалился, поскольку наша сила в единстве, вместе мы решаем любые проблемы, а посему для укрепления брачного союза нет ничего лучше, чем куча проблем.
Разве что только…
Разве что только все это было неправильно, с самого начала, одно сплошное вранье. Так часто бывает, когда образуются пары, а затем формируются семьи, – разве что только в данном случае вранья было слишком много, и оно было патологическим, и крушение было неизбежным. Ни один из двоих не был невинен, это следует заметить. И как раз веревочка, выросшая из спины ребенка, и путь, проделанный ими под руководством доктора Ночетти с целью ее ликвидации, разрушили защищавший их кокон, в котором они до тех пор жили. Перемена ролей в семье, которая хоть и помогла исцелению ребенка – отец занимается дочерью, мать – собой, – породила трещины, обрушившие здание. Но даже если бы не она стала причиной, нашлась бы наверняка какая-нибудь другая, ибо этот союз был лишен основания, и там, где Марко виделась иллюзия будущего, никакого будущего не было.
Ни один из двоих не был невинен. Во всяком случае, не Марко, который в своем стремлении к счастью годами недооценивал, что происходило у него перед глазами, не замечал ни одного сигнала, причем систематически. И речь не только о том, что он не видел крушения, к которому мчался на всех парах: его ответственность простиралась до вздорного убеждения, что некоторые его поступки, особенно разрушительные, начавшиеся с телефонного звонка, который он точно не должен был делать, человеку, которого он не должен был видеть, – не повлекут за собой последствий. А они повлекли, да еще сколько. Однажды на конференции в Париже Марко Каррера подумал о Луизе. Не то чтобы в эти годы он не думал о ней, еще как думал, практически каждый день, но речь шла о неопределенных и смиренных мыслях о том, что могло бы быть и чего не было, о мыслях, измотанных расстоянием и слабеющих еще больше каждым летом в Больгери, в августе, когда Луиза возникала перед ним на пляже с мужем и двумя детьми – сначала с одним, потом с обоими – далекая, удалявшаяся с каждым годом от того существа, которое Марко обожал в самый трагический период своей жизни. Но тогда, во второй половине дня, когда небо было высоким, он подумал о ней как о чем-то близком, о чем-то возможном и позвонил ей из своего отеля «Лютеция», воспользовавшись перерывом в заседании конференции. Он прибег к своим романтическим заклинаниям, которые никогда не срабатывали: если номер изменился, или если она мне не ответит, или если ответит, но не захочет встретиться, я никогда в жизни больше ей не позвоню. Не сработало, потому что номер был прежний, Луиза ответила со второго
