– Ничего себе! Любопытно.

– За все эти годы я очень мало бывал в Италии.

– Счастливчик!

– Только что вернулся с Гаити, к слову сказать. Через две недели возвращаюсь обратно.

– Жуткое дело – это их землетрясение.

– Мало сказать, самое страшное в современной истории, невозможно даже представить.

– Представляю. Впрочем, нет, конечно…

– Это и есть настоящая работа, доктор Каррера, она действительно приносит пользу. Люди, потерявшие все, старики, дети, оставшиеся совершенно одни, а ведь им надо как-то выжить, несмотря на такой поворот судьбы. Вопрос не только в материальной помощи, им надо помочь понять, как они будут жить. Вероятно, большей пользы, чем эта, я и не мог принести.

– Охотно верю.

– Но признаюсь вам откровенно: все эти годы, несмотря на завалы работы, трудности, лишения и обиды, потому что во многих случаях от помощи психолога отказываются те, кто больше всего в ней нуждается, – словом, несмотря на бьющую через край жизнь, я очень часто все эти годы думал о вас, клянусь.

– Неужели? С чего бы?

– Ну, во-первых, как я уже говорил, вы непосредственно связаны с причиной, по которой я оставил свою профессию. Короче, не приди я к вам в тот день, не решись нарушить установленные правила, которые до тех пор свято чтил, и жизнь моя осталась бы прежней, без перемен, но Бог свидетель, как я в них нуждался. Но главное, о чем я чаще всего думал, что ничего не знаю о вас, о вашей дочери, о жене… бывшей, верно? Вы в результате развелись? Я даже этого не знаю.

– Да, да, еще как развелись!

– Видите, доктор: вне правил, налагаемых профессией, которую я практиковал, пустота, подобная этой, невыносима. Мне необходимо знать, что случилось с вашей жизнью, поскольку я активно в нее вмешался вместо того, чтобы остаться сторонним наблюдателем, как от меня требовалось. Так что же с вами со всеми сталось?

– Как видите, она меня не убила.

– Ну это уже немало.

– Я ее тоже.

– Прекрасно. Так что же все-таки произошло?

– Эх, легко сказать, что произошло… Всякое произошло, все, что можно было… Выяснилось, что ей все было известно, а я представления не имел, и мы развелись. Лучше поздно, чем никогда. Произошло то, что она вылила на меня ведро помоев, чтобы оправдать измену, и переехала в Германию с тем типом, про которого вы, наверное, знаете больше меня.

– А девочка?

– Девочку, которой сейчас ровно двадцать один год, она увезла с собой. Но это, скажем так, не сработало, и через год моя дочь вернулась в Италию и живет со мной.

– Слава богу. Я всячески старался внушить ей эту мысль, когда она разрабатывала планы, о которых я вам тогда сообщил. Я настаивал, чтобы она оставила вам дочь и устраивала жизнь со своим мужчиной без ребенка. А другой ребенок? Который должен был родиться, когда она прервала со мной сеансы, что с ним?

– Появился на свет в Мюнхене, то есть появилась, поскольку это девочка. Грета. Она-то ее и попутала. Не считая Адели, которая тоже внесла свою лепту…

– То есть?

– То есть к ней вернулась веревочка. Помните, в детстве у нее за спиной была веревочка, Марина вам не рассказывала?

– Естественно, рассказывала.

– Потом она пропала с помощью вашего коллеги, перед первым классом начальной школы, а в Германии опять вернулась, и дочь больше не выходила из дома. Поэтому я перевез ее в Италию, к себе.

– И веревочка снова пропала?

– Разумеется. Годами я думал, что это результат ее занятий фехтованием, но оказался прав ваш коллега: с фехтованием это никак не связано, связано только со мной.

– Понятно. А как она сейчас?

– Адель?

– Да.

– Хорошо. Очень даже неплохо.

– А ваша бывшая жена?

– А вот с ней есть проблемы. Она живет в Монако, с отцом второго ребенка рассталась. Не в состоянии больше работать, периодически лежит в больницах. Проходит довольно серьезное лечение.

– Насколько серьезное?

– Честно говоря, не знаю. Но серьезное, судя по всему. С некоторых пор, например, она стала видеться с Адель, но только раз в год, летом, проводила с ней две недели в каком-то санатории в Австрии. Однако вот уже который год как они не видятся вообще.

– Значит, случилось худшее.

– Боюсь, что да. Она стала призраком. Несмотря на все, что она мне сделала, я не держу на нее зла, ибо она сама распалась на части.

– А вы? Как вам удалось в одиночку справиться с девочкой? Вы остались в Риме или переехали?

– Доктор Каррадори, как можно рассказать по телефону, что произошло за десять лет?

– Вы правы. Ответьте мне тогда на один вопрос: вы очень страдали?

– Порядочно. Мало не казалось.

– Справились? По крайней мере с глубокой болью, вы оба, с дочерью? Потому что, боюсь, у вашей бывшей жены она останется навечно.

– Доктор Каррадори…

– Скажите мне только про вас: у вас и у дочери все нормально? Мне только это хотелось бы знать.

– Ну да. Все, в общем, нормально.

– Вы победили.

– Это трудно утверждать, но, в общем-то, да, если я правильно понимаю, что вы имеете в виду: мы выстояли.

– Спасибо, доктор Каррера.

– За что?

– За все, что мне рассказали. Серьезно. И простите за назойливость.

– Какая уж тут назойливость. Рад был вас услышать. Просто по телефону невозможно рассказать про все эти годы.

– Я и не собираюсь вас больше ни о чем расспрашивать. Скажу только, что меня беспокоили главным образом вы и ваша дочь, поскольку по поводу вашей бывшей жены я не строил себе иллюзий. К моему величайшему сожалению.

– М-да.

– Могу я вас спросить еще об одном, доктор Каррера? К нашему разговору это не относится, но не выходит у меня из головы с тех пор, как мы увиделись десять лет назад.

– Ради бога.

– На самом деле это пустяки…

– Валяйте.

– Вас ведь зовут Марко, верно? Марко Каррера. Вы 1959 года, как я. Верно?

– Да.

– Вы из Флоренции.

– Да.

– И в детстве вы играли в теннис?

– Да.

– Участвовали в турнирах?

– Да.

– В Роверетто?[35] Не участвовали никогда в турнире Роверетто, в 1973–1974 годах?

– Еще как участвовал! Это был очень важный турнир.

– Тогда это именно вы. В Роверетто, в 1973-м или 1974 году, точно в каком, не помню. Первый сет. Каррера Марко выигрывает у Каррадори Даниеля 6: 0, 6: 1.

– Быть не может…

– Мне всегда думалось, что вы великодушно дали мне выиграть последний гейм, чтобы не было всухую 6: 0, 6: 0. Не помните, правда?