— Мы ожидали вашего прибытия несколько раньше — заминка вызвала недоразумение. Я еще раз приношу извинения, однако держать военный корабль в порту так долго в нынешних реалиях не представляется возможным — моей вины здесь нет.

— Безобразие! Никакой организованности! Уж вы, Зотикос, несомненно, нашли бы выход из сложившегося положения, если хотели бы этого. — Солон высморкался и перевел дыхание. — Коль иных вариантов нет, предоставьте мне торговое судно — я не намерен задерживаться в городе.

— Флот Артемиды ежедневно тратит огромные силы и ресурсы, чтобы усилить свое влияние на южной границе: противник частично прорвался сквозь оборону и сейчас в составе нескольких кораблей находится в районе Золотых Островов. Когда из Лонче прибудет помощь, мы отбросим врага обратно и восстановим контроль над ситуацией, а до того момента восточные воды являются слишком опасными, чтобы пускать туда торговцев и рыбаков — я не могу позволить вам отправиться в плавание сейчас.

— Прославленный архонт оказался сплошным разочарованием, — изрек советник и доковылял обратно к краббатионе. — Я подожду два дня, по истечению которых покину Физе, несмотря на все предостережения.

— Как изволите. — Оскорбленный Зотикос развернулся и вышел из комнаты.

Сол прикрыл глаза и помассировал лоб.

— Какая удивительная безответственность, — заворчал он себе под нос. — По возвращению в Лонче нужно будет не забыть сообщить Аресу, насколько неуважительно здесь относятся к его приказам.

Через пару минут тишины, нарушаемой лишь пением птиц, дверь в помещение вновь распахнулась, на этот раз изнутри.

— Сообщи Керберосу, что у меня имеется к нему неотложный разговор — пусть приходит на кухню. — Старик повернулся ко второму стражнику. — Внутрь никого не пускать ни под каким предлогом. Любопытные глаза и шаловливые ручки, роющиеся в личных вещах под видом уборки, мне не нужны.

Разумеется, Солон не взял из дома никаких важных пергаментов, но ему не импонировала даже мысль, что посторонние люди будут ходить по его опочивальне без какого-либо присмотра, не говоря уже о допущении такого безумия.

Каменная постройка, гордо называющаяся крепостью, располагалась на возвышении, у подножья невысоких гор, прозванных Зелеными Горбами. Физе являлся торговым городом с первого заложенного в нем кирпича и никогда не предназначался для ведения боевых действий: удаленность от сухопутных границ, расположение на полуострове и природный ландшафт позволяли ему пренебречь высокими стенами и многочисленной стражей. По этим причинам изначально в широкой расщелине планировалось построить акрополь, однако из-за каменистой поверхности и мешающих скал исходная идея была постепенно забыта, и вместо сердца города, наполненного голосами и жизнью, в итоге вышло лишь мрачное подобие защитного сооружения.

Кухня была под стать крепости, маленькая и пустая, а зал, где проходила сама трапеза, вмещал в себя всего двести человек и состоял из одних длинных деревянных столов с такими же длинными скамьями по обе стороны и голых стен с узкими окнами. Этого места сполна хватало для живущих в Хипоро[48] архонта, иеропа, логиста и других влиятельных в Физе людей, доверенных прислуг, а также для немногочисленных стражников, ночующих в расположенных во внутреннем дворе казармах. Периодически в город приезжали государственные служители и неимоверно богатые торговцы, которые селились в крепости, но в остальное время она оставалась полупустой — с прибытием феории жизнь в ее стенах стала уютней и теплей.[48 - Название крепости, означающее «под горой».]

— Принесите мне фасолевого супа и лепешек из ячменя, — проходя мимо кулинаров, заглянул на кухню Сол. — И вина, да побольше!

— Будет сделано, советник. — Вновь находившаяся на его груди брошь говорила сама за себя.

Второй прием пищи за день миновал час назад, поэтому сейчас зал совсем пустовал. Солон сел с самого края, надеясь, что вид из окна поможет ему немного отвлечься от нескончаемого потока мыслей и распирающего его изнутри гнева — отсюда тонущий в зелени город и констатирующее с ним неподвластное море были как на ладони, завораживая и гипнотизируя. Лишь красота и органичность, с которой Физе оказался вписан в здешнюю самобытность природы, а также ласкающие слух мелодии птиц, шелест листьев и журчание сокрытых от глаз водопадов нравились старику в этом уединенном от остального мира месте. Однако даже они не могли унять полыхающих в нем эмоций.

Подошедший к столу Керберос выглядел растрепанным и крайне недовольным.

— Вы вытянули меня из-под женщины вот с такими бедрами. — Он наглядно показал ширину таза, который гладил всего несколько минут назад, а затем продемонстрировал две впечатляющие округлости. — И вот таким упругим задом. А в ее мягких грудях, словно налившихся соком грушах, хотелось утонуть. В столице столь внушительных пышных фигур у шлюх не сыщешь, сколь ни старайся!

— Хватит словоблудия! Мне требуется ваш совет.

На несколько секунд Кербер застыл, пытаясь понять, не обманывает ли его слух, после чего зашелся раскатистым хохотом.

— Сам Солон Тавуларис, мудрейший из ныне живущих, просит совета у такого невежды, как я! — Мужчина присел напротив старика. — Существуй Олимп в наши дни, сейчас он непременно бы пошатнулся.

— Это касается военного дела. Обещанный феории корабль пропал и вряд ли уже появится, а другого наварха с командой, способной нас защитить, в городе нет. Я хотел взять торговое судно, но Зотикос предостерег меня от поспешных решений и предупредил о бушующей в океане Артемиде, о ее прорвавшемся на территорию Ареса и Прометея флоте. Я хотел узнать ваше мнение, насколько разумно рисковать? Вы ведь осведомлены о событиях, происходящих на этой стороне?

— Не в полной мере, но да, хоть сам и сражаюсь на северном фронте. Цивильные люди и раньше замечали корабли Артемиды близ границы, но если враг пробил брешь в обороне, то феории и сухопутным войскам в океане пока что не место. Переждем некоторое время в Физе и доберемся до островов пусть немного позже задуманного, но зато в целости и сохранности. А вы, наконец-то, как следует отдохнете и окончательно вылечитесь — в крепости вам будет оказан должный уход.

Кулинар выпорхнул из кухни и поставил перед Солоном свежеиспеченный овальный хлеб с полностью извлеченной из него мягкостью и вырезанным сверху отверстием — налитый в получившуюся глубокую тарелку суп издавал приятный аромат. Рядом на столе мужчина расположил деревянную ложку, килик[49], литровый кувшин с разбавленным вином и отдельный поднос