Шрифт:
Закладка:
— Благодарю. — Сол взял ложку и аккуратно отхлебнул горячего блюда.
— Это вино? — принюхался Керберос. — Вы уверены, что оно не навредит?
— Осмелились взять на себя ответственности личного асклепиада?
— Я заинтересован в вашем возвращении в Лонче, как никто другой. Умрете вы от острых когтей зверя или остановки сердца, итог будет один.
Старик налил сладкого напитка в килик, сделал большой глоток и громко причмокнул, почувствовав легкое головокружение — он вкусил излюбленного алкоголя впервые за две недели.
— Скорее смерть настигнет меня после этого скромного обеда, нежели я поверю, что дар Диониса способен свести хоть одного человека в могилу. Как известно, кушать сидя на твердой скамье, а не полулежа на удобном апоклинтре, очень вредно.
— Как знаете, советник. — Герой поднялся на ноги. — Коль на этом все, то я поспешу вернуться в теплые объятия голой девицы.
— Стойте! — Солон схватил уже развернувшегося Кербера за запястье. — Составьте мне компанию в прогулке по городу.
— Вам необходим покой! — отпрянул мужчина. — Сходите к архонту, попросите опочивальню получше и вдоволь напейтесь лучшим из имеющихся в Хипоро вин. А если вдруг захотите подышать свежим воздухом, я обязательно выделю вам несколько своих людей.
— Не забывайтесь, Иоанну! Вы сюда приехали не отдыхать и трахать женщин, а нести службу и выполнять мои приказы. Это была не просьба.
Керберос посмотрел на советника с вызовом в глазах и едва сдержал грубость за зубами.[49 - Древнегреческий сосуд, неглубокая круглая чаша с широким устьем, на ножке, с двумя горизонтальными ручками по бокам.]
В отличие от крепости, Физе пестрил красками и не сковывал жителей угрюмыми стенами, однако улицы в нем все равно пустовали подобно темным коридорам, а жизнь текла вяло и лениво: в разгар рабочего дня мужчины преимущественно находились в порту или в затяжных плаваниях, а женщины безвылазно занимались хозяйством, отчего вымощенные камнем площади набивались людьми только после заката. Маленькие одноэтажные жилища дополняли атмосферу тихого и уютного городка, впечатляя не своими размерами, а любовью и трепетом, с которыми их хозяева украшали фасады и благоустраивали прилегающую территорию цветами и самодельными декорациями. Даже назойливый шум, исходящий от снующих туда-сюда детишек, которым очень нравилось вооружаться палками и играть в сражение Богов, не нарушали установившегося покоя. Казалось, время вовсе не властно над Физе.
— Не желаете остаться? — Смирившийся с разрушенными планами Керберос медленно шел рядом с кряхтящим стариком, глубоко вдыхая свежий воздух и наслаждаясь запахом хвойных деревьев. — Этот город прямо-таки олицетворяет безмятежность и умиротворение. Что еще нужно пожилому человеку с полными кошелями денег?
— Ремесло, — вымолвил все еще раздраженный Солон, даже не задумавшись над ответом. - Всерьез считаете, что я посвятил всю свою жизнь наукам ради каких-то жалких драхм? Мне уготовано отдать концы на одном из заседаний Совета, а иначе я прыгну со скалы вниз головой, нежели соглашусь долго и мучительно доживать последние годы без любимого дела.
— Гибель на поле боя для воинов Ареса считается лучшей судьбой из всех возможных. Выходит, для вас это тоже так, пусть поле и политическое?
— Полагаю, что да.
— Тогда вы несомненно уйдете достойно. Может, даже раньше, чем хотелось бы.
Сол в сопровождении Кербера и шести солдат ступал по узкой каменной дороге вдоль жилых домов, медленно спускаясь к гавани. По мере приближения к морю, на улицах становилось все теснее, а многочисленные голоса людей звучали все громче. Погруженные в мысли и занятые работой обыватели не замечали в толпе богато одетого старика с отливающей золотом брошью на груди и проходили мимо — за все время лишь несколько человек узнали советника и поблагодарили его за прекрасную работу и службу народу. Они говорили теплые слова за кров над головой, за еду на столе и за чувство безопасности, не отказываясь от хвалы и добрых пожеланий, даже когда Тавуларис утверждал, что все это преимущественно заслуги архонта Зотикоса.
— В мире нет справедливости! — с нарочитой досадой возгласил Керберос. — Я рисковал жизнью бесчисленное количество раз, защищая границу от вторжения врага и участвуя в регулярных набегах, а овации все равно достаются вам. В детстве мне обещали сопутствующие статусу Героя славу и всеобщее признание, однако эти заверения обернулись бесстыжей ложью — я ни разу не слышал искреннего «спасибо» от простолюдина!
— Заканчивайте паясничать, будто не знаете, отчего так происходит. — Солон сурово взглянул на мужчину. — Испокон веков на Гаиа идет война — умирающие на фронте сотнями и тысячами солдаты уже не вызывают у народа никакого сожаления, воспринимаясь как нечто должное. Неурожайные годы, локально вспыхивающие восстания и природные катаклизмы приносят им куда больше горя и страданий, которые я общими усилиями с другими политическими деятелями успешно нивелирую, за что и получаю заслуженную любовь. К тому же далеко не все представители нашей храброй армии имеют добросовестные намерения по отношению к людям, которых защищают — никогда не знаешь, чего ждать от незнакомца с мечом, пусть он и носит герб твоего покровителя.
— Война способна сильно изменить человека. Добрый и ласковый муж, проводивший в последний путь всех своих друзей, неизбежно зачерствеет и никогда не станет прежним. К этому можно отнестись с пониманием.
— Скажите то же самое отцу, чью дочь изнасиловало несколько воинов прямо на его глазах.
— И скажу! — вспылил Иоанну. — Как будто он в молодые годы не брал силой девиц, как будто его жену не пускали по кругу до брака! Это в Лонче и других крупных городах солдаты могут заплатить небольшую сумму в публичном доме, чтобы расслабиться, а в деревнях нам всегда приходится находить отдушину самим — иногда иных вариантов попросту нет.
Гавань кишела людьми. Могучие мужчины таскали тяжелые ящики, выгружали из многочисленных лодок килограммы мелководной рыбы и занимались кораблестроением в верфях, без конца стуча инструментами; сидящие вдоль порта женщины шили небольшие паруса и торговали разнообразными приспособлениями для рыбалки, среди которых числились крючки, грузила и специальные шнуры. Прямо тут же, на берегу, вербовали моряков — одна из самых опасных, но достойно оплачиваемых работ идеально подходила пьяницам, разбойникам и беднякам. Гавань казалась перегруженной не только из-за оглушающего гама и непроходимой толпы, но и десятков разношерстных суден, простаивающих без какого-либо дела — Солу захотелось поскорее вернуться обратно.
Уже
