Майкл оттолкнулся от края и поплыл.

– Еще я отлично владею синхронным плаванием. – Я рассмеялась, а он тем временем подплыл ближе ко мне. – Серьезно, Кэсси, правда. – Он помолчал, остановившись в полуметре от меня. – Спрашивай, и я отвечу. Все что угодно.

Я ждала подвоха, но его не было.

– Ладно, – произнесла я, тщательно обдумывая возможные вопросы. – Почему ты не хочешь, чтобы составляли твой психологический портрет? Что такое могут узнать другие, что ты боишься раскрыть?

– Однажды я влез в драку, – ответил Майкл удивительно расслабленно, – как раз перед тем как попал сюда. Отправил парня в больницу. Я просто бил и бил его, снова и снова, даже когда он упал. Я редко выхожу из себя, но если это случается, то не приводит ни к чему хорошему. Это у меня от папы. Мы, Таунсенды, ничего не делаем наполовину. – Майкл ненадолго замолчал. Он ответил на мой второй вопрос, но не на первый. – Может, я не хочу, чтобы кто-то составлял мой портрет, потому что сам не хочу знать, что во мне увидят, в какие рамки я вписываюсь, кто я на самом деле.

– С тобой все в порядке, – произнесла я.

Он лениво улыбнулся.

– Это вопрос дискуссионный.

Я собиралась спросить его об отце, но теперь не могла заставить себя спросить: случалось ли, что его папа выходил из себя по отношению к Майку. – Твоя семья богата?

– Дьявольски, – ответил Майкл. – Мое прошлое – череда элитных интернатов, излишеств и самого роскошного чего угодно, что можно купить за деньги.

– Семья знает, что ты здесь?

Майкл оттолкнулся от бортика и снова поплыл. Я не видела выражение его лица, но мне это и не нужно, чтобы понять, что его фирменная улыбка сейчас более чем заметно окрашена ненавистью к себе.

– Лучше спроси, важно ли это вообще для них.

Три вопроса. Три честных ответа. Но если он показал мне свои шрамы, это не означает, что я имею право вскрывать эти раны.

– Ты и Лия? – спросила я, меняя тему.

– Да, – ответил Майкл, и этим застал меня врасплох, потому что мне казалось, что этот вопрос не подразумевает ответов «да» или «нет». – То да, то нет. Всегда ненадолго и всегда не к добру – для нас обоих.

Если я не хотела знать ответ, то и спрашивать не надо было. Я встала и бомбочкой прыгнула в воду, послав в направлении Майкла маленькое цунами. Когда я вынырнула, он плеснул водой мне в лицо.

– Разумеется, ты понимаешь: теперь только война, – мрачно произнес он.

Только что между нами было метровое расстояние, а сейчас мы уже боролись, пытаясь забрызгать или макнуть в воду друг друга, не осознавая в полной мере, насколько близко оказались наши тела.

Я набрала полный рот воды и выплюнула ее. Майкл толкнул меня под воду, я всплыла, хватая ртом воздух и увидела на веранде Дина. Он был идеально, пугающе неподвижен.

Майкл еще раз толкнул меня под воду, а потом заметил, что я перестала бороться. Он обернулся и тоже увидел Дина.

– Какие-то проблемы, Реддинг? – спросил Майкл.

– Нет, – ответил Дин, – никаких проблем.

Я внимательно посмотрела на Майкла, понадеявшись, что и в темноте он считывает эмоции достаточно хорошо, чтобы мой взгляд на него подействовал.

Майкл уловил мое сообщение.

– Хочешь присоединиться? – с демонстративной вежливостью спросил он у Дина.

– Нет, – так же вежливо ответил Дин, – спасибо. – Он немного помолчал, тишина становилась давящей. – Хорошей ночи вам обоим.

Когда Дин скрылся в доме, мне показалось, будто я что-то отняла у него – место, куда он приходил поразмышлять, мгновение, которое мы пережили вместе, когда он показал мне лампы черного света.

– Правда или действие? – Мои размышления прервал голос Майкла.

– Что?

– Твоя очередь, – сообщил он. – Правда или действие?

– Правда.

Майкл протянул руку и убрал прядь мокрых волос с моего лица.

– Если бы Лия потребовала, чтобы ты поцеловала меня, ты сделала бы это?

– Лия такого не потребовала бы.

– Ну а если?

Я ощутила, как жар заливает щеки.

– Это просто игра, Майкл.

Майкл наклонился и легонько коснулся губами моих губ. Потом отстранился и изучающим взглядом окинул мое лицо. Что бы он ни увидел, это ему понравилось.

– Спасибо, – сказал он. – Это все, что я хотел узнать.

* * *

Той ночью я спала мало. Я постоянно думала про Майкла и Дина, про колкости, которыми они обменивались, про прикосновения их губ. К восходу солнца мне уже хотелось кого-нибудь убить. Предпочтительно Майкла, но Лия шла в списке второй совсем с небольшим отрывом.

– У нас закончилось мороженое, – угрожающе произнесла я.

– Верно, – ответила Лия. На этот раз вместо шелковой пижамы она надела боксерские трусы и драную футболку, на ее лице не было ни намека на раскаяние.

– Это ты виновата, – продолжала я.

– Тоже верно. – Лия всмотрелась в мое лицо. – И, если я не ошибаюсь, ты обвиняешь меня не только насчет мороженого. Мне жутко любопытно, Кэсси. Может, поделишься?

Сохранить секрет в этом доме было невозможно, а тем более два. Сначала Дин, потом Майкл. Я на такое не подписывалась. Если бы Лия не потребовала, чтобы я поцеловала Дина, Майкл не поцеловал бы меня в бассейне, я не вляпалась бы в это, не понимая, что я чувствую, что они чувствуют и что мне со всем этим делать.

– Нет, – ответила я. У меня здесь была только одна цель, все остальное не имеет значения. – К черту завтрак, – сказала я, захлопывая дверцу морозилки, – у меня много работы.

Я повернулась, чтобы уйти, но успела заметить, как Лия наматывает прядь блестящих черных волос на указательный палец и наблюдает за мной так пристально, что мне стало неуютно.

Глава 19

Я направилась в библиотеку, чтобы утопить свою печаль в интервью с серийными убийцами. Книжные полки, забитые тщательно упорядоченными книгами, сплошь закрывали стены от пола до потолка: учебники, мемуары, биографии, научные журналы, а также самый странный набор художественной литературы, который я когда-либо видела, – старомодная дешевая мистика, любовные романы, комиксы, Диккенс, Толкиен и По.

На третьей полке слева стояли синие папки. Я взяла первую и открыла ее.

ФРИДМАН ТОМАС, ОКТЯБРЬ 22–28, 1993

ТЮРЬМА ШТАТА ФЛОРИДА, СТАРК (ФЛОРИДА)

Томас Фридман. С виду такое обычное имя. Я опасливо пролистала расшифровку интервью: примитивная пьеса с минимальным набором персонажей, ни сюжета, ни развязки. Интервью вел старший специальный агент Кормак Кен. Он расспрашивал Фридмана о его детстве, родителях, фантазиях, о девяти женщинах, которых он