Шрифт:
Закладка:
– Сенька! – укоризненно окликнул механика-водителя Логунов. – Ты с ума сошел, что ли? Да эта война стольких обездолила, стольких людей лишила детей, родителей! А ты тоскуешь о прошлом! О настоящем надо тосковать! О том, что сейчас происходит, а не о том, что было где-то в прошлом на какой-то станции. Жить сейчас надо, пойми! Жить и воевать, врага бить! А о детях и женщинах будем думать потом. Сейчас в нашей жизни главная одна женщина – Родина-мать!
– Да, конечно, – кивнул Бабенко. – Только для каждого человека слово «Родина» имеет свое наполнение, свою составляющую. Это как в физике, формула у каждого своя.
– Где? – удивленно переспросил Логунов.
– Ну не важно, – отмахнулся Бабенко. – Понимаешь, Вася, для каждого Родина – это что-то свое. Вся наша большая страна – это Родина, но у каждого есть дом, где он вырос, березки под окном, палисадник, двор, река, теплый хлеб из печи у бабушки, коза Зойка…
– Нет, нельзя брать на фронт таких, как ты, Семен, – вздохнул Логунов.
– Почему это? – насторожился Бабенко.
– Да потому что человек ты мягкий, сердечный. Изводишь себя, вздыхаешь. А надо злость иметь, остервенелость! Сердцем закаменеть надо и убивать, убивать, убивать! Да еще и удовольствие получать от этого! Убил десяток врагов за день – спишь спокойно. Не убил – тогда мучаешься, ворочаешься по ночам с боку на бок.
Бабенко поднял голову и посмотрел на старшину. На его лице появилась улыбка, простая и теплая.
– Вася, ты сам-то веришь в то, что сейчас сказал? Ты сам настолько кровожадный, как сейчас мне расписал? Будто я не видел, как ты вздыхаешь на фотокарточку Колькиной матери. Тоже мне, хладнокровный воитель! Тимур, Великий Хромец!
– Кто? Почему это я Хромец? Хромой, что ли?
– Неважно, это из древней истории. – Бабенко отбросил травинку и прислонился спиной к броне танка. – Мы – люди, и нас это отличает от фашистов. Мы воюем, но продолжаем оставаться людьми, не становимся зверями. Убиваем и переживаем, что нам приходится убивать. Будь воля каждого из нас, войны бы не было. Не было бы убийств, смертей. Ты меня поддеть хотел, знаю. Но мне, Вася, стало легче. Глупости с тобой несем, а на душе легче.
– Господи, вот за что мне это? – Логунов поднял лицо и с притворной мольбой посмотрел на небо. – Одному в башне все время сопли вытираешь, другому, теперь вот еще и третьему. У мужика виски уже седые, а ты ему платочком юшку под носом подтирай!
– Ты командир танка, – грустно улыбнулся Бабенко и развел руками, – и по уставу командир отделения. Тебе по должности положено.
Коля Бочкин смотрел на кучу рыхлой земли и чесал в затылке: «Почва в лесу песчаная, сосен много, но все равно видно, что здесь копали. А зачем копать в лесу?.. И лопату мне всучили – значит мне и раскапывать».
– Товарищ лейтенант! – закричал танкист. – Кажется, нашел!
Копать пришлось неглубоко. Бочкин давил на лопату осторожно, как будто боялся сделать больно мертвецам. Он копнул всего на два штыка, и лопата наткнулась на что-то мягкое и податливое. Ясно, что не на корень дерева и тем более не на камень.
– Дай-ка. – Омаев отобрал у друга лопату и стал скрести ею по земле, отгребая ее в сторону.
Сначала показалась скрюченная рука, потом колено в серой брючине. Алексей вместе с Русланом встали на колени и стали выгребать землю руками, очищая найденное тело. Бочкин поморщился, но взял себя в руки и присоединился, стараясь не касаться холодного тела.
– Танкисты, – уверенно заявил лейтенант, когда они откопали одно тело и рядом обнаружили второе. – Куртки танкистские у них, рабочая облегченная форма. Вот этот – штурмманн СС, судя по погонам и петлицам, а второй – неизвестно.
Одно тело и правда было в форменной куртке, а второе – в майке с перебинтованной грудью. Определить возраст умерших было сложно, учитывая, что тела пролежали два дня под землей и начали портиться. Лица облеплены рыхлой землей и сосновыми иголками. У одного рот приоткрыт и забит землей. Один танкист был обожжен и имел проникающие ранения в ноги. Второй умер от пулевых ранений в грудную клетку.
– Если ожоги, значит, горел танк, – сделал вывод Омаев. – Может, их кто-то потрепал уже до нас? А может, до того, как мы о них узнали, они были в бою и потеряли машину или несколько.
– Это теперь не особенно важно. А вот то, что танки именно из дивизии СС «Мертвая голова», – это важно. Раненый танкист из нашего батальона успел заметить вот такие эмблемы на танках, – Соколов показал на петлицу танковой куртки. – Это те самые танки, Totenkopf.
– Что? – не понял Бочкин.
– Totenkopf, – повторил Алексей. – «Мертвая голова» по-немецки. Вон на рукаве нашивка с этим названием. И документов при них, естественно, нет. Ладно, закапывайте обратно, а я для рапорта на карте отмечу место.
Сделав отметку, Соколов задумался. Если танки идут по определенному маршруту, по направлению к какой-то цели, то можно предположить, что они так и будут идти в одном направлении, по одному азимуту. Значит, сейчас их надо искать северо-западнее отсюда, километрах в сорока. Скорость у танков, конечно, немаленькая, но они прячутся, ищут скрытые пути или передвигаются только в темное время суток, осторожно и без света фар. Куда они могут идти? К Узловой станции могут? Могут. Вдоль рокадной магистрали выискивают легковые машины старших офицеров? Вполне может быть. К случайным целям в виде госпиталей и тыловых служб? Возможно, но в таком случае нет необходимости двигаться по прямой в одном направлении. Хотя если их ждут на каком-то определенном участке фронта, то и это возможно. Тем более может оказаться и так, что немцы на этом участке планируют наступление. И двенадцать тяжелых немецких танков, которые ударят по советским танкам с тыла, будут хорошей помощью атакующим фашистам.
– По коням, хлопцы! – увидев приближающихся Омаева и Бочкина, воскликнул Соколов и стал складывать карту.
– Семен Михалыч, выходите на большак. Омаев, связь с самоходами. Передай, что идем общим направлением на Поповку и Ключи. Встречаемся на развилке в десяти километрах от Поповки.
– Есть идеи, командир? – осведомился Логунов, когда «Зверобой» тронулся.
– Есть, но я в них не очень уверен. Понятно, в каком направлении немцы двигались по нашим тылам, но не факт, что они продолжают двигаться так же. Но выбора у нас нет. Пока идем на Поповку, будем расспрашивать жителей деревень. Местные пацаны – народ глазастый.
– Товарищ лейтенант, –
