мы не обсуждали. Разговоры были примерно в таком духе: а помнишь, в девяносто шестом мы у Толика на даче были, вот он здоровую щуку поймал, да, а сейчас Толик старую дачу продал, а у Тани недавно внучка родилась, а у Пети инфаркт был, и так далее. Пустая болтовня.

– А как вы думаете, кто мог отравить Ившина? – потеряв надежду выудить из друга что-то стоящее, спросил Никита.

– Представления не имею. У Павла не было врагов, да и в России он появлялся нечасто, представить себе не могу, кто это сделал, – печально покачал головой Максим Георгиевич.

– Это мог сделать кто угодно, – диссонансом прозвучал сухой, резкий голос его супруги.

– То есть? – с живостью обернулся к ней Никита.

– Ну что же тут непонятного? Павел был человеком успешным, состоятельным и за годы своей карьеры, как и все успешные люди, нажил немало недоброжелателей. Не скажу – врагов. Это слишком сильное слово, – одернула сама себя Ирина Смолякова. – К тому же Павел был добрым, мягким человеком, воспитанным и неконфликтным. Некоторые воспринимали его мягкость как слабость и рассчитывали нажиться за его счет или без особых хлопот добиться для себя какой-то выгоды. И вот тут их ждало разочарование. Павел при всей своей мягкости имел твердый характер и принципы. Да, он никогда не скандалил и не ввязывался в конфликты, но твердо и уверенно отстаивал свою позицию. И вот люди не совсем порядочные и не очень умные, сталкиваясь с его твердым сопротивлением и неподатливостью чужому влиянию, чувствовали себя обманутыми. Они страшно злились, полагая, что Ившин еще более хитрая и ушлая сволочь, чем они сами. Простите за резкость. Иногда они, переоценив собственные силы и мягкотелость Павла, попадали, как сейчас принято говорить, «на деньги», иногда не могли на нем заработать, а упущенная выгода тоже вещь болезненная. Иногда в следствие принципиальности Павла рушились чьи-то честолюбивые планы. В любом случае есть немалое число таких вот искателей легкого успеха за чужой счет, кто имеет определенные счеты к Ившину.

– А вы можете привести примеры?

– Надо подумать. Муж уже сказал вам, что последнее время мы с Павлом виделись нечасто, да и в России он появляется только наездами, так что все подобные случаи имели место быть до его отъезда в Штаты, – потирая длинными сильными пальцами подбородок, пояснила хозяйка дома. – Ну, вот взять хотя бы историю развода Павла с Анной. Аня тогда погорячилась, и напрасно, они были прекрасной парой, думаю, оба потом жалели о случившемся.

– А что было с разводом? – хотя Никита и имел общее представление о той истории, но решил, что не будет лишним выслушать версию Ирины Смоляковой.

– В оркестре у Павла появилась одна нахальная девица, Павел взял ее по рекомендации каких-то знакомых, и, мне кажется, девица с самого начала имела на Павла виды. Так вот, на гастролях ей удалось совратить его, а затем она стала требовать продолжения отношений, навязывалась, скандалила. Даже явилась к Анне с какими-то видеозаписями. В общем, Ившины развелись. Но Павел девице дал жесткую отставку, к тому же выгнал из оркестра, по сути, с волчьим билетом. К тому времени Павел уже имел имя влияние в мире музыки и, насколько мне известно, сделал так, что эта авантюристка не смогла устроиться ни в один приличный оркестр города. Ты помнишь, Максим?

– Да. Действительно, так все и было. Павел тогда очень переживал развод.

– А еще был случай в конце девяностых. Какой-то приятель пытался вовлечь Павла в строительный проект, элитные коттеджи или что-то в этом роде. Он обещал золотые горы, очень наседал на него, говорил, что это невероятно выгодное вложение, что Павел получит сто процентов прибыли, и так далее, и тому подобное. Он очень наседал, Павел уклонялся, и в конце концов выяснилось, что этот тип украл деньги инвесторов, наделал долгов, а когда обман вскрылся, сбежал за границу. Но, прежде чем сбежать, обвинил Павла в том, что из-за его жадности он не смог довести проект до конца. Дикость, конечно, но так все и было.

– Да, да, – энергично закивал Максим Георгиевич. – Всякие мошенники так к Павлу и липли. Я думаю, это одна из причин, почему он уехал. Его просто осаждали всякие искатели выгоды, на нем всегда пытались нажиться. На его имени, таланте, на его деньгах. А Павел действительно был слишком мягок, чтобы назвать в лицо прохвоста прохвостом. А подлеца – подлецом.

– Очень интересно. Будьте любезны, сообщите мне имя и фамилию того инвестора. А также девицы, из-за которой развелся Ившин. А заодно и всех обиженных, кого вы вспомните.

С музыкантами оркестра Артем встретился в концертном зале Мариинского театра, где они готовились к вечеру памяти композитора. Только сначала ему пришлось поскучать, дожидаясь окончания репетиции. Буфеты были закрыты, симфоническую музыку он не любил, так что время ему пришлось коротать в компании айфона, позевывая от скуки в мягком, уютном кресле партера. Он так зазевался, что едва не проспал конец репетиции.

– А, Артем, ну что у тебя, беседовал с музыкантами? Что-то ты быстро, – отрываясь от компьютера, заметил капитан Гончаров.

– Да. Половина из них оказались нерусскими. Американцы, немцы, француз, итальянец, еще кто-то. В общем, из русских только пианино, в смысле фортепьяно, вторая скрипка, арфа, флейта и виолончель. Вот список оркестра, там помечено, кто откуда, – протянул капитану листок Артем.

– И что удалось выяснить?

– Павел Ившин – талант, гений, все его любили, все уважали. В общем, знакомая песня. Но вот арфистка заметила, что в последние дни Ившин был какой-то озабоченный. И как ей показалось, из-за Наумкина. Она видела, как они несколько раз разговаривали после репетиции, причем Наумкин был подчеркнуто бодрый и веселый, а вот Ившин как раз озабоченный и недовольный. Точнее, встревоженный. Арфистка даже стала опасаться, вдруг им за выступление не заплатят, такое случалось в девяностые, и она по старой памяти побаивалась. Она даже к Ившину подходила с этим вопросом, но тот заверил ее, что все в порядке, волноваться не о чем, и его настроение к делам оркестра отношения не имеет.

А виолончелист запомнил какого-то человека с бородкой, в костюме, он несколько раз пытался с Ившиным встретиться после концерта, но его не пустили. Виолончелист объяснил, что у Ившина было много поклонников и даже фанатов, но он очень уставал после выступлений, буквально выкладывался до последней капли и поэтому избегал какого-либо общения после концертов. Этот момент всегда заранее оговаривался с принимающей стороной. Поэтому Павла Владимировича выводили под охраной через какой-то боковой вход, чтобы его никто не видел. И тот человек так ни разу с ним и не встретился. Потом того же человека вспомнили и флейтист с пианистом. Пианист его видел и после репетиции, тот скандалил на проходной, требуя пропустить к Ившину. Естественно, его не пустили.

– А кто он такой? Как зовут?

– Неизвестно. Он вроде бы представлялся охраннику, даже фамилию называл, но тот его не слушал, мало ли к знаменитости психов рвется. Знакомые люди по телефону позвонят или в гости придут, а незнакомых и пускать нечего. Все, что помнит охранник, это то, что тот сперва музыкантом, а потом журналистом представлялся.

– Негусто. Что-то еще?

– Нет. Больше ничего интересного.

– Ладно, тогда так. Надо пригласить этого пианиста с виолончелью, пусть фоторобот составят того типа. Потом предъявим техническому персоналу и остальным музыкантам, а заодно родственникам Ившина и домработнице, может,