Читать онлайн Всевидящее око фараона - Юлия Владимировна Алейникова

Юлия Алейникова

Всевидящее око фараона

Смерть скоро настигнет того, кто осмелится нарушить покой мертвого правителя!

надпись на входе в гробницу Тутанхамона

Артефакт & Детектив

Пролог

1923 г. Долина царей. Египет

Крупные тяжелые хлопья снега липли к оконным стеклам, кружились в диком гипнотическом хороводе в темноте за окном, заметали город, укутывали сугробами, роились вокруг чахлых солнышек газовых фонарей.

Феденька с трудом заставил себя оторваться от рождественской метели за окном. Сейчас уже соберутся гости, уже скоро распахнутся двери гостиной, и они ворвутся туда, предвкушая веселье. Грянет торжественный марш, запах елки окутает их дурманящим ароматом, и они закружатся в хороводе, смеясь, толкаясь, а папенька будет командовать весельем, делая голос густым и басистым. А потом…

— Тедди! Проснись, Тедди! Вставай!

Почему Тедди? Какой еще Тедди? Он не знает никаких Тедди! Чей-то требовательный голос ворвался в безмятежный покой его сна. Он недовольно поморщился. Голос продолжал звать, потом его схватили за плечо. Феденька рассердился, обернулся к обидчику, готовясь ответить, и проснулся.

Сквозь парусину палатки проникало безжалостное палящее солнце. Никакой метели, никаких сугробов за окном. Песок, камни, жара.

— Тедди, где вчерашние заметки. Мы не можем найти блокнот.

Феденька хмуро взглянул на Альфреда Лукаса, встал, встряхнулся, молча достал из стопки бумаг на столе искомую вещь, сунул ее в руки химика и снова завалился на походную кровать.

Мерзавец конопатый, такой сон спугнул! Федя повернулся лицом к полотняной стене палатки и незаметно смахнул со щеки слезу. Таких слабостей он себе обычно не позволял, и если бы не сон… не снег… не желтые шары фонарей за окном… Не то чувство бесконечного, не омраченного ничем счастья, какое бывает только в детстве и особенно в сочельник, он бы ни за что не разнюнился.

Феденька явственно почувствовал, как заныло сердце, потер кулаком грудь и протяжно вздохнул. Давно уже не было снежных хлопьев, запаха елки, заваленной сугробами родной Николаевской улицы, ничего этого уже давно не было, а были пески, пески, а еще нестерпимое пекло.

Федя встал и, сполоснув из фляги лицо, вышел из палатки.

В разгар дня жизнь в археологическом лагере обычно замирала, рабочие дремали в своей части лагеря, но под навесом, как всегда, было оживленно. Альфред что-то усиленно чиркал в своем блокноте, Картер в белой полотняной рубашке, развалясь в походном кресле, писал очередной отчет в египетскую Службу древностей. Они неусыпно следили за происходящим на раскопках. Впрочем, как ни следи, с кривой усмешкой подумал Феденька, а эти шустрые англичане определенно умыкнут самые ценные экспонаты, а затем с немалой выгодой продадут тому же музею Метрополитен. Он эту публику за последний год хорошо изучил.

Хотя… Что он на них взъелся? Люди как люди. Как везде. Да и в археологическом лагере ему нравилось, не так, конечно, как год назад, когда он только прибился к экспедиции, но все же. Это все сон. Раньше ему такие сны снились реже, тоска, конечно, накатывала, чаще под вечер и ненадолго. Некогда ему было тосковать. Феденька предпочитал вести активную жизнь и без дела сидел редко.

— Мистер Липи́н, — на французский манер обратился к нему Картер. — Будьте любезны, сходите посмотрите, как там дела у Хуссейна Ахмеда. Мне важно очистить этот участок до вечера.

Федор, выполнявший в лагере все поручения и не имевший четких обязанностей, прихватил шляпу и направился к раскопкам.

С англичанами он познакомился еще на корабле, не с Картером, конечно, но кое с кем из его знакомых. В детстве Феденька, как все мальчишки, мечтал о морях и приключениях, зачитывался Стивенсоном и Жюлем Верном, но мечтал отвлеченно, по-детски, понимая, что в реальности, скорее, пойдет в правоведы, как хотел папенька. Настоящее море, — Финский залив он считал морем ненастоящим, — он видел лишь однажды. Когда Феденьке было десять, они всей семьей ездили на месяц в Крым, лечить матушку.

Море произвело на него неизгладимое впечатление, так же как и горы. Они тогда с отцом и Оленькой взбирались на Аю-Даг и Крестовую гору. Такого восторга, как там, на вершине, Феденька не испытывал больше ни разу в жизни. А море? Эта ширь без конца, эти переливы лазоревого, зеленого, голубого, сверкание солнца, запах сосен и белые паруса на бескрайней водной глади… Феденька до сих пор счастливо жмурился от тех давних воспоминаний. Не то, что Финский залив с серо-стальным блеском его мелких волн, плещущихся на мелководье. Совсем не то!

Наверно, потому Феденька и сорвался в море, когда жизнь показалась ему совсем уж невыносимой, вот из-за этих детских счастливых воспоминаний. А Ольга? Что Ольга? Ей, наверное, даже легче стало, одной заботой меньше, — уже почти без всякой горечи размышлял Феденька, шагая по песку к гробнице. У нее муж, дети, вечное безденежье, а еще брат великовозрастный неустроенный на шее сидел. Это в России Василий Васильевич Вадбольский был солидный человек, инженер с хорошим жалованием и просторной квартирой на Разъезжей. А во Франции он едва перебивался, работая таксистом. После смерти родителей Феденька каждую минуту чувствовал, как тяготит сестру, все время пытался как-то устроиться, и каждый раз у него не выходило ничего путного. И ругались они от бедности и безнадежности, вот он и сбежал. И слава богу. Сыт, жив, да и живется ему интересно. А вот Ольге надо бы написать, бессовестно это — из-за глупой старой обиды человека мучить.

Долина царей вовсе не была похожа на долину, скорее на ущелье, вьющееся между невысокими холмами и окруженное скалистыми горами. Сперва у Феденьки от вида раскинувшихся до горизонта рыже-желтых скал и ярко-синего неба над головой захватывало дух, но постепенно он стал привыкать, а вот в последнее время этот однообразный пейзаж стал даже действовать ему на нервы. Если бы не удивительные находки, которые сделала экспедиция, не тот фурор, который произвело во всем мире их открытие, он бы точно сбежал, но Феденьке было приятно чувствовать себя причастным к историческому открытию: вдруг и о нем когда-нибудь напишут в газете или мелькнет его фото. Прежде он мало интересовался древней историей. Еще бы, после нудных-то уроков Феоктиста Вениаминовича, преподававшего в их гимназии древние языки, и Гавриила Лукича, преподававшего историю и имевшего неимоверно