Фамилия загадочного человека из коридора показалась мне знакомой, но где я ее слышал и при каких обстоятельствах, вспомнить категорически не удавалось. Секунды летели, превращаясь в минуты, и комиссия могла нагрянуть в любую из них.

— Простите, — Гена просунул плечо между дверным косяком и нашим собеседником.

— Да как вы… — так же повелительно продолжил старик в костюме и галстуке, но мы его больше не слушали.

Я проник в таинственный кабинет по пятам за Геной, и убогая обстановка открылась мне сразу и полностью.

Внутри каморки (так правильнее следовало назвать его) стояли ветхий письменный стол, еще страшнее моего, жесткий конторский стул с инвентарным номером и больничная тумбочка. На столе — ни бумаг, ни книг, только черный телефон, наверное, годов тридцатых или сороковых, с цифрами и буквами на наборном диске. Возле тумбочки на здоровенном гвозде, вбитом в стену, висели пальто с красным мохеровым шарфом и шапка-ушанка. Потолок украшала лампочка без абажура. Больше там не было ничего, даже календаря.

— Прекрасно! — воскликнул я фальшиво.

Весь этот хлам не вызвал бы подозрений даже у самых пристрастных проверяющих. Подняв телефонную трубку, я, естественно, услышал в ней абсолютную тишину.

Гена подхватил верхнюю одежду Поспелова, деликатно всучил ее владельцу и могучим корпусом оттеснил его в коридор. Я мигом запер дверь и спрятал ключ с биркой в карман джинсов.

— Вам сегодня лучше погулять, — посоветовал я старику.

На него словно столбняк напал.

— Вы за это ответите! Знаете, кто я? — раздалось у нас за спиной, когда мы с Геной уже бегом спускались по лестнице.

Но нам было точно не до установления личности незнакомца.

Комиссия пожаловала без десяти четыре. В ее составе нас почтил своим присутствием вице-мэр по социальной политике, который также ведал всей городской культурой. Его сопровождали чиновник из комитета по имуществу, рангом пониже, мелкий клерк и усатый капитан из муниципального батальона милиции.

Вице-мэра я знал. До перестройки он был кандидатом наук и преподавал математику будущим инженерам. В начальственное кресло его вознесла волна демократических выборов. Хамскими манерами он не отличался, и вопиющих злоупотреблений с его именем не связывали. По крайней мере, пресса о них не писала.

— Если хотите, с ОМОНом выселяйте, — заявил Локтев.

У вице-мэра было усталое лицо, а капитан милиции вообще, кажется, охотно завалился бы спать.

— Не надо устраивать комедию, — ответил вице-мэр.

— Журнал войну пережил, Сталина, коллективизацию, — не унимался наш главный.

Насчет коллективизации он несколько увлекся. К литературе она, по-моему, не имела прямого отношения.

Общение протекало в вестибюле первого этажа, перед парадной лестницей. Рядом со ступеньками развернулись в цепь сторонники и сторонницы Владислава Ивановича. Противники продолжали гнуть свою линию, поставив кадровый вопрос выше проблемы с помещением. Следуя примеру Дубосекова, они забаррикадировались в кабинетах. В мою спину горячей грудью упиралась наборщица Маша. Ее отпустили с работы пораньше, и она явилась без подтверждения и предупреждения практически одновременно с комиссией.

— Владислав Иванович, — вмешался чиновник из комитета по имуществу, — мы обязаны составить акт. Таков порядок. Что касается выселения, как вы ошибочно выразились, решать будут депутаты. Не мэрия.

— Не виляйте. С вашей подачи будут решать!

Чиновник развел руками.

— Коллеги, давайте вести себя разумно, — в академическом стиле обратился к нам вице-мэр.

Развить эту мысль ему было не суждено. Входная дверь громко хлопнула, из тамбура донеслись возмущенные восклицания вахтера, а затем в вестибюль вломилась съемочная группа телеканала «Прокруст». Тот же оператор, с которым я освещал сортирную тему, снимал на ходу, с плеча. Бок о бок с ним на комиссию, держа наперевес микрофон, надвигалась юная, но дерзкая не по летам девушка Дина, принятая корреспондентом на испытательный срок.

— Телевидение! — выдала она точно с такой интонацией, как: «Это ограбление!»

Вице-мэр застыл с приоткрытым ртом.

— Наши информаторы сообщают, что здание журнала будет перепрофилировано под ресторан и публичный дом. Это соответствует действительности?

Локтев тоже приоткрыл рот.

— Да или нет? Общественность хочет знать, — чеканила Дина.

— П-простите, какой дом? — попробовал собраться для отпора глава комиссии.

— Публичный, для VIP-клиентов. С обслуживанием за валюту.

— Я н-ничего такого не знаю.

Вице-мэр даже начал заикаться.

— Я еще спрошу, — напирала Дина, тыча микрофоном в жертву. — Правда, что покупателем здания должен стать депутат и банкир Евсеев?

— Что вы г-говорите? Я н-не знаком с Евсеевым.

— Это не ответ. Правда или нет?

— Да к-кто вас п-прислал?

Далее случилась классическая для скандального сюжета сцена. Вице-мэр попытался отвернуться от камеры, потом на выручку ему подоспел милиционер, пятерней закрывший объектив. Локтев что-то заорал, Маша позади меня взвизгнула. Всё закончилось суетливым бегством высокой комиссии с поля боя.

Дина с оператором шустро записали блиц-интервью с Владиславом, который повторил свои тезисы про войну и коллективизацию, и унеслись на студию — готовиться к выпуску новостей. Наша фракция еще чуть-чуть пообсуждала текущие события, а после тоже навострила лыжи из особняка. Так что нам с Машей никто не помешал уединиться в отделе публицистики.

Вязаный свитер, подчеркивавший ее достоинства, махом очутился на подоконнике, как и остальные предметы нашего туалета. Мощные стены нам действительно очень пригодились. Наборщица бесплатных объявлений верещала, как под пыткой. Мы отвели душу и на столе, и в музейном кресле, и стоя перед окном, за которым вполне романтично смеркалось.

— Дашь эротические рассказы почитать? — спросила Маша, знавшая про будущий беспрецедентный номер «Спуска».

— Когда сверстают, — пообещал я.

— А откуда телевидение взялось?

— Угадай.

Моя пылкая подружка не блистала проницательностью, и пришлось вкратце объяснить. Телевизионщиков позвал я, поманив сенсацией. Идея с публичным домом посетила меня сразу после удаления посторонних и заметания следов. Похожую байку травил Гена еще в свою бытность репортером, только про общагу медучилища. Ну, а банкир-депутат Евсеев подвернулся под руку из-за поэта-критика Дубосекова. Обсудить свой замысел с Локтевым я не успел, поэтому случившееся стало легким шоком и для него.

— Ты завтра сильно занят? — выслушав пикантные подробности, поинтересовалась Маша.

— Трудно сказать.

— Хочу еще…

По дороге домой я наконец понял, почему мне показалась знакомой фамилия старика. Добрых полтора десятка лет Поспелов был ни много, ни мало как председателем горисполкома. По-современному, мэром. При нем построили кукольный театр и дворец пионеров, открыли парк с избушкой на курьих ножках, автодромом и каруселями, обожаемый мною в детстве. Еще из пустыря за центральным проспектом сделали площадь с фонтаном, дикий пляж на берегу реки превратили в настоящее место отдыха — с навесами-грибками, лавочками, кабинками для переодевания, прокатом катамаранов, спортплощадкой и кафе.

За эти и другие достижения Поспелова наградили орденом. А накануне перестройки произошел типичный случай: его подсидел первый зам