На всю оставшуюся жизнь! Колоритный портрет батюшки оставил на страницах мемуаров Гавриил Константинович: «15 ноября 1892 года родился брат Олег… В большой гостиной мы застали духовника нашего отца, священника Арсения Двукраева, приехавшего дать молитву Олегу. Это был седой старик в золотых очках, выглядел он очень строгим, и я его побаивался. Когда мы входили в гостиную, он стоял перед большой картиной Распятия испанской школы и внимательно ее разглядывал. Он нас благословил и велел нам почаще смотреть на эту картину. Перед тем как войти к матушке, нам приказали снять игрушечные шашки. Мы вошли в спальню вместе с отцом Арсением. Как сейчас, я вижу матушку, лежащую в постели, и отца Арсения с Олегом на руках, читающего молитву перед киотом, освещенным лампадой».

Светлый образ батюшки не раз возникает на страницах знаменитого дневника Константина Константиновича. Пастырь добрый свято сохранил тайны исповедей, сведения, услышанные от чад духовных – членов правящей династии. Будучи разглашены, они могли бы производить, как это видно сегодня, настоящие потрясения общественного мнения… 70-летний священник тихо скончался в Павловске, на маленькой даче, выделенной для него великокняжеской четой, до последнего часа трогательно опекаемый духовными чадами, в первую очередь, Александрой Иосифовной. Погребен пастырь добрый на Никольском кладбище Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры (Соколова Л.И., 2003). Часто я посещаю эту скромную могилу, осеняя себя Крестным знамением, проходя к захоронениям своих сродников – бабушки и деда, матушки и отца, нашедших вечное упокоение на этом же древнем православном погосте. Чья-то добрая рука всегда оставляет след на могилке батюшки: скромным белым цветком, хлебными крошками для птах небесных, тщательно убранными листьями…

Православный семейный уклад, любовь и потребность к молитве постепенно прививались детям. Воспитание дало удивительные всходы! Трое сыновей Константина Константиновича были прославлены Православной Церковью в сонме новомучеников и исповедников Российских, дочь Татиана, вдова героя мировой войны, приняла монашеский постриг, оставшиеся в живых сыновья Гавриил и Георгий, чудом спасшиеся из большевистского ада, стали гордостью и совестью белой эмиграции.

Вот как вспоминал Г.К. Романов (2001) об отце: «Светлый его образ стоит перед моими глазами: большого роста, с русой бородкой и очень красивыми руками, с длинными пальцами. Здороваясь с детьми, он нас целовал, беря за лицо, но руки не подавал. Когда же здоровался с нами в день причастия, перед тем, как идти в церковь, он нас не целовал: до причастия целоваться не положено. И тогда подавал руку… когда мы ложились спать, отец с матушкой приходили к нам, чтобы присутствовать при нашей молитве. Сперва старший брат, Иоанчик, а за ним и я становились на колени перед киотом с образами в спальне и читали молитвы, между прочим, и молитву Ангелу-Хранителю, которую, по семейному преданию, читал ребенком Александр II. Отец требовал, чтобы мы знали тропари двунадесятых праздников и читали их в положенные дни. Часто и дяденька присутствовал при нашей вечерней молитве; когда мы ошибались, родители или дяденька нас поправляли… Отец терпеть не мог, когда в русскую речь вставляли иностранные слова, он желал, чтобы первым нашим языком был русский. Поэтому и няни у нас были русские, и все у нас было по-русски. В молельной у отца, в Мраморном дворце, между кабинетом и коридором висело много образов и всегда теплилась лампадка. Каждый день приносили в молельню из домовой церкви икону святого, чей был день…».

Женщины удивительно наблюдательны по отношению к близким им людям. Мы убеждаемся в этом еще раз, читая воспоминания дочери Великого Князя, Татьяны (1962): «Облик Отца. Обаятельный. Очень высокого роста. Очень большой нос и уши, как у Бабушки Александры Иосифовны. Глаза серо-зеленые. Как у всех представителей мужского рода Константиновичей, один глаз – дальнозоркий, другой – близорукий. Волосы бобриком. Борода небольшая. Пальцы длинные, красивые. Жесты плавные, и руки так далеко как редко у кого размахивались. Всегда во всем приветливый, ласковый, любознательный к жизни, делам, родне собеседника… Вообще он был стоик, очень выдержанный, никогда не сердился, всегда спокоен. Не торопился, не волновался, совсем не похож на других людей».

Блестящий знаток истории Русской Православной Церкви, иконописи, церковного пения и чтения, храмовой архитектуры, Константин объехал многие монастыри европейской части страны. С удовольствием бывал и в маленьких, отдаленных обителях, и в знаменитых Лаврах Руси. 30 августа 1880 года, в день именин царя, он присутствовал на службе в Александро-Невской Лавре, молился у раки святого князя. «Это одна из редких святынь, – записал затем в дневнике, – освящающая и привязывающая православное сердце к нашей почти иностранной столице» (Петроченков В.В., 2002). В мае 1889 года Великий Князь совершил давно запланированное паломничество – в обитель Святого Преподобного Нила Столбенского, что на острове озера Селигер вблизи Осташкова. «На днях в “Правит[ельственном] вест[нике]” появилось определение С. Синода о причислении к Лику святых Святителя Феодосия Углицкого, архиепископа Черниговского. Как отрадно в конце нашего века, в пору безверия, читать о подобном событии в жизни церкви» (23 июля 1896 год). «Принимал бывшего артиллерийского офицера, а теперь иеромонаха Серафима Чичагова. Он говорил мне об известном старце Серафиме, скончавшемся в [18]33 году в Саровской пустыни. Старец предсказывал, что мощи его прославятся в царствование Николая II, когда будет достроена монастырская колокольня. А ее докончат в наступающем году» (28 ноября 1898 год) (обретение мощей Преподобного Серафима Саровского и причисление его к лику святых состоялось 19 июля 1903 года – Ю.М.).

Константин Константинович был особенно дружен с наместниками Александро-Невской Лавры, часто навещал любимый монастырь, особенно Свято-Троицкий и Благовещенский храмы[247]. При этом он предпочитал молиться уединенно, в неофициальной обстановке, отправляясь в Лавру в редкие свободные от дел дни, и обязательно пешком. В дневнике часты упоминания об обращении Великого Князя к трудам Отцов Церкви: «Начал читать творения Святого Тихона Задонского. Помню, как покойный Ф.М. Достоевский напал на кого-то в свете за незнакомство с писаниями этого святителя (20 марта 1896 г.)». Несмотря на огромную занятость, Константин Константинович считал для себя честью принимать участие в важнейших событиях церковной жизни – например, обретении мощей Святителя Иоасафа Белгородского и перенесении мощей Преподобной Евфросинии Полоцкой (РГИА. Ф. 537, оп. 1, д. 1126 и 1144; 1910–1911 гг.).

Религиозность Великого Князя знаменательна тем, что на исходе XIX и на заре ХХ столетия русская интеллигенция, развращенная навеянными извне социалистическими учениями, погрязшая в примитивном материализме, отягощенная гордыней разума, быстро приближалась к бездне неверия. Образованные круги общества предавали порицанию и разрушали вековые устои России, ее мощную основу – Веру Православную. Великий Князь не пошел за «мудрствовавшими лукаво», не отрекся от Христа, не