лавки некогда принадлежали богатому купцу Яковлеву, сын которого служил в Министерстве иностранных дел и писал театральные рецензии в «Северной пчеле». Петербургские сторожилы-театралы хорошо помнят его, ходившего в театр всегда в вицмундире. За строгий разбор бенефиса актера В. А. Каратыгина, по приказанию министра двора кн. П. М. Волконского, он был выведен в водевиле «Горе без ума» в смешном виде и, по словам Каратыгиной[485], был узнан всею публикой, громко смеявшеюся в сцене, когда отец водевильного рецензента, почтенный богатый купец, торгующий серебряными изделиями, уговаривает сына не позорить его имени и не срамить себя самого статьями, писанными под хмельком:

Не разбирай тогда актеров,

Когда тебя поразберет!

Старик оканчивал куплет словами:

Ну, брат, я вижу, ты дурак

Восемьдесят четвертой пробы.

Нападки были несправедливы. Яковлев был известен как честный критик, талантливый переводчик и остроумнейший человек в обыденной жизни. Остроумие его в городе вошло в пословицу; остроты, каламбуры у него так и сыпались. Про него между товарищами сохранилось множество воспоминаний.

По несчастию, Яковлев не мог похвалиться сильным характером и не был расположен оставить некоторых вечерних привычек молодости, что и свело его в могилу. Он умер 19 июля 1861 года. По рассказам, он писал свои фельетоны на службе в канцелярии, озаглавив их титулом докладных записок к покойному министру финансов Егору Францовичу Канкрину.

За два года до постройки Гостиного двора был дан купечеству устав о гильдиях. Преимущество гильдий единственно зависело от суммы объявленного капитала в шестигласной думе. Объявивший капитал от 1000 до 5000 рублей принадлежал к третьей гильдии и мог отправлять мелочной торг, держать трактиры, бани и т. д.

Внесший капитал от 5000 до 10 000 рублей принадлежал ко второй и торговал чем хотел, за исключением держать фабрики и иметь торговлю на судах.

Заявивший капитал от 10 000 до 50 000 рублей и платящий с этой суммы по одному проценту со ста принадлежал к первой гильдии и мог отправлять иностранную торговлю и иметь заводы и проч. Купцы же, объявившие у себя капиталу более 50 000 рублей, имевшие свои корабли и производившие вексельные обороты более чем на 100 000 рублей или два раза избранные заседателями на судах, носили звание «именитого гражданина». Они могли ездить в городе в четыре лошади, иметь загородные дома и сады, также заводы и фабрики и наравне с дворянством освобождались от телесного наказания.

Особенно богатых купцов в половине XVIII столетия было очень немного. Все рассказы о богатых наших именитых гражданах представляют более вымысла, нежели правды. Богатым в то время был только двор и некоторые царедворцы. При Екатерине II все высшие государственные сановники торговали и пускались в разные спекуляции. По словам Храповицкого, в это время самыми известными винными откупщиками были князь Ю. В. Долгорукий, князь С. Гагарин и князь Куракин. Трудно было купцам при такой сильной конкуренции наживать капиталы. Богатели только такие из них, которые участвовали в предприятиях вместе с вельможами.

Одно время, как рассказывает тот же Храповицкий, императрица хотела воспользоваться капиталами купцов, предлагая им за проценты чины и баронский титул. Но этот проект, порученный генерал-прокурору Соймонову, потерпел неудачу.

Известному в то время богачу, петербургскому городскому голове А. Н. Березину, за постройку первой народной школы в Петербурге был предложен начальством чин, но Березин отказался.

– Чин взять – пешком носить его тяжело, а надобно возить его в карете; пусть он охотникам достанется, – ответил он.

В конце царствования Екатерины II купцов-миллионеров уже было гораздо более. Из числа таких славились своими богатствами Шемякин, Лукин, Походяшин, Логинов, Яковлев, Горохов. Последний в Петербурге был настолько популярен, что заставил жителей забыть название улицы Адмиралтейской, на которой жил и торговал, и называть ее Горохового, по своей фамилии.

По преданию, он выстроил в 1756 году первый каменный дом в этой местности. Про купца Логинова, откупщика и приятеля князя Потемкина, Державин рассказывает, что он раз, устроив у себя зимой народный праздник, выставил народу такое количество водки, что на другой день полиция подобрала множество мертвых тел. По смерти этого Логинова долг его в казну простирался до 2 000 000 рублей.

Другой такой же откупщик, Савва Яковлев, по уличной фамилии Собакин, при вступлении императрицы Екатерины II на престол стал отказывать народу и не отпускать даром водку против повеления государыни; народ произвел буйство на улицах. Екатерина приказала объявить ему свое неудовольствие. Опала Яковлева стала известной в столице; народ рассказывал на улицах, что государыня пожаловала ему чугунную пудовую медаль, с приказанием носить на шее по праздникам. Державин на него написал стихотворение «К Скопихину».

Вскоре государыня отправилась в Москву для коронования, следом за ней поехал и Яковлев; на пути Екатерина приметила в одном небольшом селении ветхую деревенскую церковь, грозившую разрушением, и приказала по возвращении своем в Петербург напомнить ей о церкви. Яковлев, узнав об этом, поспешил тотчас же восстановить храм и украсить богатыми вкладами. По окончании коронационных празднеств государыня на обратном пути в Петербург, проезжая это селение, была встречена крестным ходом с колокольным звоном; императрица была удивлена таким быстрым и превосходным возобновлением церкви и пожелала знать виновника.

К крайнему удивлению, ей представлен был Яковлев; Екатерина выразила ему свою признательность, сказав: «Я забываю прошедшее». Прибыв в Петербург, Яковлев покинул все дела по откупам, вступил в гражданскую службу и впоследствии оставил ее с чином коллежского асессора. Племянник этого Яковлева, Иван Алексеевич Яковлев, отличался тоже крупною благотворительностью; он в чине корнета Конногвардейского полка был один из всех обер-офицеров российской армии, который имел орден Св. Владимира на шее; эту генеральскую награду он заслужил за то, что покрыл железом из своих сибирских заводов все казенные строения в Москве, пострадавшие во время исторического пожара 1812 года.

В 1850 году этот же И. А. Яковлев пожертвовал миллион рублей серебром в инвалидный капитал, растраченный правителем дел Комитета раненых Политковским. Брат его Савва отличался самодурством мота. Он при содействии безграничного кредита, открытого отцом, успевал проматывать более миллиона рублей в год. Отец его говорил ему: «Савва! Будешь у меня кость глодать, как положу тебе в год на прожитье только сто тысяч». Савва служил в Кавалергардском полку и был одно время ремонтером. По рассказам, он поставлял в полк таких коней, каких никто не ставил. Служил он недолго, пьянство и скандалы заставили его выйти из полка, особенно один крупный скандал в театре ускорил его отставку: он бросил из боковой ложи дохлую кошку в кульке