Шрифт:
Закладка:
По кончине императрицы Екатерины II Павел повелел из Таврического дворца перенести все находящиеся в нем драгоценности, а паркетный пол в Михайловский замок, и приказал называть его замком, а смотрителя его – капитаном замка. В 1798 году он велел в замке над церковью сделать главу и поставить крест. Постройка купола не осуществилась по недостатку средств. В 1799 году 11 апреля Павел повелел передать Таврический дворец под казармы лейб-гвардии Конного полка, а в 1801 году сюда переведен был вновь сформированный тогда лейб-гвардии Гусарский полк и простоял здесь по май 1802 года; оттуда он был выведен на стоянку в Павловск, а по окончании Наполеоновских войн переведен в Царское Село, где квартирует и теперь.
Указом, данным Александром I, замок велено переименовать во дворец и возвратить в него все драгоценности из Михайловского замка. Император Александр I провел в нем часть осени 1803 года; временно живала в нем и императрица Мария Федоровна. В 1829 году в нем жил наследник персидского престола Хозрев-Мирза. В этом дворце провел также последние годы и скончался историограф России – Н. М. Карамзин. Он умер в мае месяце от чахотки; государь Николай Павлович ездил к его праху и очень плакал.
Князь Потемкин-Таврический при взятии Очакова. Гравюра Г. Харитонова. 1790-е
Гостиный двор и перспектива Невского проспекта. Гравюра Б. Патерсена. Ок. 1804–1815. Фрагмент
Глава XIV
История Гостиного двора. – Первые торговые ряды на Петербургской стороне. – Рассказы Бергхольца. – Первая книжная лавка и первые книгопродавцы. – Название линий Гостиного двора. – Мебельный ряд. – Апраксин и Щукин дворы. – Серебряные лавки. – Владелец их Яковлев. – Сын его журналист. – Нападки на Яковлева семьи Каратыгиных. – Гильдии. – Именитые граждане. – Первый петербургский городской голова Березин. – Купцы-миллионеры. – Богач Савва Яковлев. – Чудачество его детей, мотовство и кутежи. – Петровские законы о чистоте улиц. – Торговля в деревянном Гостином дворе. – Опера «Гостиный двор». – Образ жизни купца в XVIII веке. – Оригиналы прежнего времени: майор Щегловский и бригадир Брызгалов. – Прогулки замечательных лиц и разных попрошаек по Гостиному двору. – Юродивая Аннушка. – Пустосвятка Макарьевна. – Проезды позорной колесницы с преступниками. – Селиванов, пророк скопцов. – Гостинодворский зоил Булгарин. – Его рекламы. – Старинные торговые дома и торговцы-старожилы. – Скрипичный мастер Батов. – Газовое освещение и отопление в Гостином. – Позднейшие перестройки лавок.
Первые торговые ряды в Петербурге были построены в 1705 году на Петербургской стороне, вблизи домика Петра Великого, где теперь стоят дома церковнослужителей Петропавловского собора; по словам первой монографии о Петербурге, отпечатанной в 1713 году в Лейпциге, ряды заключали в себе несколько сотен грубо обтесанных брусчатых лавок без окон и печей. Эти лавки в ночь на 28 июля 1710 года сгорели дотла. На пожаре не обошлось без крупного грабежа. Чтобы наказать грабителей, вскоре по углам площади, занятой до пожара лавками, были построены четыре виселицы, на которых повесили по жребию четверых из числа двенадцати человек, принадлежащих частью к гарнизону и уличенных в воровстве. После пожара 1710 года мелочные торгаши воспользовались уцелевшими брусьями и досками и сколотили из них против Кронверка в два ряда шалаши. Это был первый в Петербурге толкучий рынок, который народ называл «татарским табором». Воспоминание о нем до сих пор сохранилось в названии одного переулка Татарского, примыкающего к описываемой местности. По словам другого описания Петербурга, изданного в 1718 году во Франкфурте, около этих шалашей толпилось всегда множество народа, отчего была такая теснота, что проходившие там должны были зорко смотреть за своими кошельками, шпагами, даже самыми шляпами и париками; все это, чтобы сохранить в целости, необходимо было носить в руках. Неизвестный автор рассказывает: «Однажды гвардейский полковник с женою, проходя по рынку, не приняли нужных предосторожностей, почему и возвратились домой – один без шляпы и парика, а жена без фонтанжа. Это приключение с ними случилось на рынке весьма просто: какой-то человек верхом на малорослой татарской лошаденке, проезжая мимо помянутых лиц, стащил их головные уборы особенного устройства вилами. Толпа, видя это, смеялась и отпускала остроты, но никто не оказал содействия к возвращению похищенного, и все продолжали идти своей дорогой». Вблизи этого рынка в то время совершались казни и выставлялись на каменном столбе и железных спицах тела казненных. Здесь видел Бергхольц, рядом с четырьмя другими головами, голову брата прежней царицы, урожденной Лопухиной, и голову сибирского воеводы, князя Гагарина, тело последнего было повешено уже в третий раз. Лицо казненного было закрыто платком, одежда его состояла из камзола, сверх которого была надета белая рубашка. Тела казненных отдавались спустя некоторое время родственникам для погребения, головы же долгое время оставались на площади. На этой же площади прогуливались и выделывали разные фокусы маски на уличных маскарадах, длившихся иногда целые недели. Эта же площадь была свидетельницею разных торжеств по случаю побед над неприятелями.
В 1713 году построен был другой Гостиный двор, называвшийся долго Новым. Он стоял на той же площади, шагах в двухстах выше прежнего. Новый Гостиный двор был обширное мазанковое строение в два яруса, крытое черепицею и с большим двором внутри, который пересекался поперек каналом. Во всю длину здание было перегорожено стеною надвое, так что лавки выходили двойные – одни на площадь, другие же на внутренний двор. В этом-то Гостином дворе помещалась первая книжная лавка в Петербурге; в ней продавались печатные указы, азбуки учебные (шесть денег каждая), «считание удобное», т. е. таблица умножения (по 5 алтын), затем из гравюр: портреты «персоны», т. е. царя, Шереметева, виды монастырей, Москвы и т. д. Бойче всех книг в тогдашнее время здесь шел календарь Брюса; публика особенно ценила его за предсказания. Вовсе не покупались и лежали в лавке книги: «Разговоры на голландском и русском языках», затем множество еще других печатных изданий. Как мало дорожили тогда книгами, об этом есть множество свидетельств: так, в конторе Московской Синодальной типографии накопилось такое множество напечатанных при Петре Великом книг, не находивших покупателей, что в 1752 году их приказано сжечь. О равнодушии тогдашнего общества к книгам ярким примером является также и указ 1750 года (см. «Полн. собр. зак.», т. XIII, № 9, 794), в