Шрифт:
Закладка:
Она бросила ключ за спину — новый ход в ее игре. Он скорее умер бы, чем попытался достать его, потому что тогда ему пришлось бы прикоснуться к ней. Он отступил на кухню, судорожно ища что-нибудь, чем можно было бы разбить окно. Возможно, он был не в состоянии увидеть это, потому что его разум, казалось, был парализован ее видом. Теперь она двигалась так же быстро, как и он, и бежала за ним, вытянув длинные руки, с развевающимися серыми грудями. Она изо всех сил облизывала губы, наслаждаясь его ужасом. Конечно, именно поэтому она заставила его пройти через весь дом. Он знал, что ее энергия исходит от ее голода по нему.
Муха — единственная на кухне, которая не села на нее, — перевела взгляд на пустые бутылки на подоконнике. Он знал, что они были там все время, но паника притупила его разум. Он схватил ближайшую бутылку, хотя из-за пота и молочной слизи она была слишком скользкой. По крайней мере, это было лучше, чем ничего. Он изо всех сил ударил ею по центру окна. Но бутылка разбилась.
Он услышал свой крик — не знал, от ярости или от ужаса, — и бросился к ней, размахивая остатками бутылки, чтобы удержать ее, пока не добежит до двери. Ее улыбка, искаженная, но ликующая, лишила его последних следов сдержанности, и остался только инстинкт выживания. Но ее улыбка расширилась, когда она увидела зазубренное стекло — более того, казалось, что ее улыбка способна разрушить ее лицо. Она бросилась прямо на него, широко раскинув руки.
Он закрыл глаза и нанес удар. Хотя ее кожа оказалась жестче, чем он ожидал, он почувствовал, как она сухо прокалывается, снова и снова. Она навалилась на стекло, пыхтя и визжа, как поросенок. Он бил отчаянно, потому что запах становился все сильнее.
И вдруг она упала, грохнувшись на линолеум. На мгновение он испугался, что она схватит его за ноги и потащит на себя. Он бежал, слепо отталкиваясь ногами, не решаясь открыть глаза. Ключ — где был ключ? Он не видел, куда она его бросила. Он чуть не плакал, бегая по гостиной, потому что слышал, как она слабо шевелится на кухне. Но ключ был там, почти спрятанный в боковине стула.
Когда он подошел к входной двери, его посетила последняя ужасная мысль. А вдруг этот ключ тоже сломался? Предположим, это часть ее игры? Он заставил себя осторожно вставить ключ, хотя пальцы дрожали так сильно, что он едва мог держать его в руках. Тот не поворачивался. Тогда он пытался повернуть его в другую сторону. Один легкий поворот, и дверь распахнулась. Он был так безумно благодарен, что чуть не забыл запереть дверь за собой.
Он бросил ключ так далеко, как только мог, и стоял в заросшем саду, задыхаясь. Он забыл, что существуют такие вещи, как деревья, цветы, поля, открытое небо. Но сейчас его тошнило от запаха цветов, и он не мог выносить шума мух. Ему нужно было убраться подальше от бунгало, а затем и от сельской местности, но дороги не было видно, а единственная известная ему тропинка вела обратно к Виррал Вэй. Его не волновало возвращение на природную тропу, но обратный путь пролегал мимо кухонного окна. Он долго не решался вернуться к бунгало, но делать нечего, ему хотелось скорее попасть хоть куда, лишь бы оказаться подальше отсюда.
Подойдя к окну, он попытался пробежать мимо него на цыпочках, и ему это почти удалось, когда вдруг услышал шорох за окном. Остатки ее рук появились на подоконнике, а затем в поле зрения показалась ее голова. Ее глаза ярко блестели, как осколки стекла, торчащие из ее лица. Она смотрела на него снизу вверх, криво улыбаясь и умоляя. Когда он попятился, барахтаясь в подлеске, он увидел, что она дергает ртом.
— Ещё, — сказала она.
Перевод: Грициан Андреев & Джей Арс
Среди рисунков нашлись такие:
Ramsey Campbell, ««Among the Pictures Are These:», 1981
В 1973 году мне попались несколько блокнотов, заполненных набросками, которые я сделал двенадцатью годами ранее. Исполнены они были минималистично, но оказали на меня чересчур волнующее воздействие, чтобы им не поделиться. В этих рисунках я вдохновлялся Лавкрафтом, равно как сюрреализмом и обложками «Weird Tales». Я попытался беспристрастно, как мог, описать то, что там обнаружил.
Пустота. На её фоне несколько резных фигурок — изображения людей. Возникает чувство, будто они — всего лишь частичка бесконечного ряда. Фигурки абсолютно лишены черт, кроме маленькой прорези в области сердца. Под ними, наполовину скрытая неразделёнными ногами одной из них, лежит маленькая фигурка, слепленная из пыли; невозможно различить, есть ли у неё прорезь. Вверху — цилиндр, из него высовывается рука, управляющая куклой, которая носит неказистую корону и потрясает палкой с наконечником — заострённым камнем или самоцветом. В пустоте, рядом с хромыми неодинаковыми ногами куклы, завис рот. Внутри него, на нижней губе, застыл электропроигрыватель.
Непримечательный каменистый ландшафт. Течёт река, из скалы растёт одинокий пучок травы. На фоне одного-единственного, отчасти вытянутого облака дымится приземлившийся звездолёт. На резиновом муляже дерева висит одно яблоко, и обнажённый мужчина с чрезмерно короткими ногами, вероятно, пилот звездолёта, тянется к этому плоду.
Пещера. Несколько существ: гуманоид без подбородка и с одним глазом, одна его рука гораздо длиннее другой, фигура с длинной тонкой головой и глазами на стебельках, маленький рычащий толстобрюхий динозавр, беспокойная ящерица — рассматривают обломок, приделанный к стене пещеры. На обломке изображён рухнувший в скалах звездолёт. Оттуда шагает человек, одетый в куртку и измятые клетчатые штаны, у него пистолет и недоразвитые руки. Одной ногой он ступил на пол пещеры.
На титульном листе: Ye Anciente Marinere[53]. Заглавные буквы оплетены паутиной. На полях, выставив клыки, извивается одноглазая ухмыляющаяся змея. Над луком и стрелами проплывает довольный череп. На скале посреди моря стоит птица с рогами, крыльями летучей мыши и маленьким пенисом. Ветер-зефир, лишившийся одного глаза, склонил голову на звериный череп и дует вместе с яростным пёсьеголовым созданием с перепончатыми лапами. Три черепа полощутся в пене на гребне волны.
Полночь, перекрёсток,
