Ярослав Мудрый, завершающий этап развития «архаической руси», в королевских сагах «Хеймскринглы» выступает эталоном феодального христианского государя. «Конунг Ярицлейв» – родич и союзник конунгов – крестителей Норвегии, Олава Святого, его сына Магнуса, Харальда Хардрады.

Русь чем далее, тем определеннее выступает очагом и источником этих новых идеологических ценностей. Уровень обмена в этой сфере, зародившись во второй половине VIII – начале IX в., стабильно определяется к середине X в., достигает максимума в XI в. и обретает художественное выражение в древнерусской литературе XII в. (включение окончательной редакции «Сказания о призвании варягов» в текст «Повести временных лет» 1118 г.) и древнесеверной – XIII в. (монументальное полотно королевских саг «Хеймскринглы»).

Оба эпических памятника национального самосознания запечатлели в истоке национальных культур не на латыни, как в католической Европе, а каждая – на собственном, национальном языке ключевые моменты истории скандинавских стран и русского народа. «Хеймскрингла» – повествование о становлении христианской Скандинавии. «Повесть временных лет» – о становлении Руси. Эта письменная фиксация происходит, однако, уже в условиях, стадиально отдаленных и отделенных от «архаической руси» Северной и Восточной Европы несколькими поколениями славян, скандинавов, прибалтийских и волжских финно-угров, осуществившими при растущем доминировании славяно-скандинавского взаимодействия на протяжении трех столетий этот генезис Руси.

9.4. Начало Руси – в исторической реальности и национальном самосознании

Динамика эволюции основных значений названия «русь»: от скандинавского обозначения вооруженной команды гребного корабля – к славянскому пониманию «руси» как княжеской дружины, во второй половине IX в. – княжеского окружения, неразличимого по этническому составу, а с начала X в. – подведомственной князю социальной группы, где «русью» становятся «варяги, словени и прочии», ведет к кристаллизации устойчивого взаимодействия служилых «русинов» и свободных «мужей» словенских общин под великим князем русским «Русской Правды» с конца Х – начала XI в. Одновременно развертывается «территориальная проекция» этого же понятия: «Руска земля» – земля, подчиненная князю и управляемая его «русью», – со времени Крещения обретает высшее из значений – Русская земля, Святая Русь, осененная благодатью и объединившая население в конфессиональном единстве – славянский язык, греческая вера, варяжская династия киевских князей. Именно это значение наиболее значимо для создателя «Повести временных лет», раскрывавшего для себя и своего читателя высшее, метаисторическое содержание апостольского Пути из варяг в греки, исторического пути России.

Архаический этап этой эволюции в Скандинавии и на Руси определялся общими характеристиками (количественными и качественными) формирующейся социальной элиты: дружинной, дружинно-торговой, межплеменной и надплеменной, раннегосударственной «руси», тесной связью ее с факторами становления и развития Скандобалтийской цивилизации в границах и пределах сначала «Руси Рюрика», а затем – летописной Русской земли, Древнерусского государства.

Углубленный анализ этой эволюции и связанных с ней процессов социального, демографического, этнического развития требует уточнения и своего рода «изменения масштаба» локальной, территориальной проекции. Культурно-историческое пространство «макро-историкокультурной зоны» Скандобалтийской цивилизации достаточно органично расчленяется на региональные этнокультурные составляющие. Наряду с раннегосударственными территориями средневековых народностей стран Скандинавии и Балтии, одной из таких составляющих выступает Прибалтийская Русь, «Русь Рюрика», как восточноевропейская составная часть Скандобалтики, обеспечивающая географическое единство северного субконтинента с основным пространством Европы.

Раскрыть содержание, факторы и этапы этого историко-географического процесса еще предстоит новым поколениям исследователей: наступившее столетие выдвигает новый диапазон аспектов, которые можно сейчас лишь наметить в изучении генезиса Pycи:

1) географические реалии – пути и центры, прежде всего соотношение Ладоги с Рюриковым городищем Приильменья, равно как соперником Ладоги-Альдейгьюборга, Алаборгом в Приладожье, Изборском и Полоцком, Белоозером и Сарским городищем;

2) генеалогические цепочки местных правителей «дорюриковой Ладоги»;

3) локализация, состав, структура управления аналогичных других центров на речных путях (необязательно славянских: скорее, еще не раскрыта роль местной элиты чуди, веси, мери в этом процессе);

4) структура и история «Ладожского ярлства» древнерусской эпохи;

5) варяги и колбяги в политической жизни Древней Руси, Византии, Фенноскандии;

6) «Русь Рюрика» до Рюрика, пути формирования, состав, области и центры полулегендарных «русов» восточных источников, первоначальной архаической «руси» летописных и восточных текстов;

7) масштабы, время и территория «каганата русов» 830–850-х гг. —

вот далеко не полный перечень новых проблем и задач исследования генезиса Руси, основанного на междисциплинарном синтезе источников.

Разработка и модели решения этих проблем, безусловно, существенно дополнят и расширят сформировавшуюся достаточно дробную периодизацию русско-скандинавских отношений середины VIII – середины XIII в., принятую в последние годы в отечественной литературе (Славяне и скандинавы, 1986: 284–297). Основанная для начальных этапов (VIII–XI вв.), главным образом, на археологических данных, она в то же время позволяет существенно уточнить и детализировать письменные свидетельства XII–XIV вв., когда «Русь Рюрика» трансформируется в территориальные образования Новгородской земли, преемственно развивающиеся в последующие столетия.

Генезис Руси VIII–X вв. определялся вхождением Восточной Европы, с ее многоплеменным, и прежде всего восточнославянским, населением, в семью народов и государств Европы наступавшей эпохи феодального Средневековья; на этом пути восточноевропейские этносы и племена, объединяясь в древнерусскую народность, крупнейшую из народностей славянства, три столетия взаимодействовали со вступившими на тот же исторический «путь в Европу» скандинавами эпохи викингов, определяя перспективы и формы этого взаимодействия на следующие три столетия европейской истории.

Войти в состав «общего рынка» Европы Средневековья Х – ХІІ вв., конфессионального и политического пространства феодально-христианского континента было возможно лишь раскрывая для этого пространства новые, необходимые для него ресурсы, предъявляя собственный, отсутствующий ранее в этом пространстве потенциал, становясь источником необходимых для этого пространства ценностей.

Свет и тепло, базовые человеческие потребности, стали (и остаются до сего дня) основными побудительными причинами включения России в Европу. Свет восковых церковных свечей, повседневная и массовая потребность средневековых европейцев (и обитателей всего тогдашнего цивилизованного мира); тепло меховых одежд; эти «предметы роскоши» и в Восточной, и в Северной Европе тех столетий поступали из естественных, неисчерпаемых и возобновляемых ресурсов. Меха, воск и мед (в качестве «премиальных») решали актуальные, постоянные и растущие материальные проблемы и удовлетворяли повседневные потребности европейцев, при том что и в «первоисточнике» лесных пространств Восточной Европы, как и Скандинавии Северной Европы, эти же ресурсы использовались для собственных жизнеобеспечивающих потребностей, были постоянными и восстановимыми, а их перераспределение (в видах рынка) было выполнено в итоге княжеских реформаторских усилий с середины IX до середины XI в. достаточно сбалансированным в конечном счете образом, обеспечившим на несколько столетий стабильность отношений великокняжеской государственной власти и свободных сельских и городских общин Руси X–XIII вв.

Свет и тепло духовные, ценности христианства и христианской культуры эллинистической Византии – главное, что получила Русь в итоге многоступенчатого обращения и встречного движения материальных ресурсов, обмена мехов на серебро, серебра на товары и выплаты княжеским дружинникам и администраторам, купечеству и ремесленникам, мастерам и строителям, храмостроителям и священникам. Полученные ресурсы были использованы не просто для приобщения, но и для строительства собственной, православно-русской, основанной на самостоятельной письменности и общечеловеческих христианских ценностях, европейских нормах и системе связей, русской версии, равноправной, равноценной и весьма значимой в контексте десятка реальных версий – романо-латинской,