центров Восточной Европы не находит в этих источниках подтверждения (Шаскольский, 1978: 152–165). Но зато все более отчетливо и объемно выступает многосторонний и глубокий характер русско-скандинавских связей, отнюдь не исчерпывавшихся использованием наемных вооруженных сил или даже «призванием» князя в один из северных городов. Динамика постепенного накопления общего культурного фонда – будь то ремесленные приемы, орнаментальный стиль, погребальные обряды, ономастикон, эпические предания, наконец, политические идеи (реализованные, в частности, в династических браках XI–XII вв.) – свидетельство длительного развития отношений, охвативших в разной мере различные уровни экономической, общественной, политической, культурной жизни обеих сторон.

Области культурно-исторического взаимодействия между Русью и Скандинавией можно сейчас дифференцировать и обозначить лишь приблизительно; тем не менее они отчетливо выявляются в разных группах источников. Выделяются четыре уровня обмена.

I. Материально-ценностный: представлен артефактами и материальными ценностями, включая монетное серебро и различные категории вещей, от керамики (славянской в Скандинавии, скандинавской – на открытых торгово-ремесленных поселениях) до украшений. Обмен на этом уровне начинается в середине VIII в., достигая максимума в первой половине X в. Суммарный объем вовлеченных в этот обмен ценностей (условно 1,5 млрд дирхемов, слав. «кун», приблизительно эквивалентный современным 5 млрд долларов США[5]) распределен был в итоге в пропорции 1: 2 между Скандинавией и Русью (соответственно 500 млн дирхемов/кун = 1,7 млрд долларов США – Скандинавии, 1 млрд дирхемов/кун = 3,3 млрд долларов США – Руси). «Пик» обмена в X в. дал, по-видимому, более 50 % этих средств обеим сторонам, которые в дальнейшем использовали его, в нарастающем объеме и замедляющемся темпе (особенно в Швеции), во внутреннем обороте.

II. Семантически-знаковый: обмен знаковыми системами, художественными мотивами, образами. Надписи, граффити на монетах, заимствованные орнаменты, «вещи-гибриды», ономастикон, билингвизм свидетельствуют, что этот уровень обмена устанавливается в начале IX в. и достигает максимума в течение X в. Бытование рунической письменности на Руси начинается в первой половине IX в., прослеживается до конца Х – ХІ в., а удерживается (пережиточно, в боярской среде «от рода варяжьска») до XII в. «Военно-дружинная графика» вырабатывает «княжескую эмблематику» геральдических знаков первых Рюриковичей в середине X столетия. Кириллический алфавит, сменив в конце X в. дохристианские знаковые системы, семантически значим для скандинавов по крайней мере до XII в.

Билингвизм «руси» с преобладанием скандинавской речи в среде «русов», засвидетельствованный в середине X в. (Константин Багрянородный, 1989: 45, 47, 49, Гл. 9), очевидно, актуален для предшествующих полутора столетий, но, судя по деформациям скандинавских имен, уже в течение IX в. заметно славянское воздействие, становящееся преобладающим к концу X в. Орнаментика демонстрирует сходный процесс, с появлением наиболее ярких «вещей-гибридов» в середине – второй половине X в. и освоением восточных мотивов и технологий в скандинавском ювелирном ремесле конца Х – ХІ в.

III. Социально-политический: социальные институты и нормы, их взаимопроникновение также было двусторонним (ср. заимствования: слав. «гридь» и сканд. «torg»); по изменениям погребального обряда, распространению новых социальных атрибутов начало этого взаимодействия относится ко второй половине IX в., максимум – ко второй половине X в., а в XI в. осуществляется самостоятельная, в каждой из скандинавских стран и на Руси, реализация созданного, исходно – общего социально-политического потенциала, приобретающего средневековую, христианско-феодальную редакцию.

Практическим следствием этого взаимодействия и на Руси, и в Скандинавии стало строительство национальных государств Руси и, соответственно, Дании, Норвегии, Швеции. При наибольшей отдаленности наиболее динамичной из скандинавских стран того времени, Дании, тем не менее именно с нею устанавливаются наиболее ранние параллели социальных институтов (раннегородская застройка Рибе и Ладоги) и прослеживаются достаточно поздние и глубокие взаимодействия (почитание «мучеников Оденсе» православной церковью домонгольской Руси). Это определяет стабильный «скандобалтийский» масштаб социальных процессов.

Норвегия, уступая Дании в динамизме, в позднюю эпоху викингов теснее других скандинавских стран связана с Русью; и здесь династический способ взаимодействия на уровне королевского и великокняжеского родов, завершивший эру «конунгов-викингов», сопровождался глубоким духовным воздействием православного Востока, очевидно сопоставимым с успехами на Севере Греческой церкви по сравнению с Римской, по крайней мере до оформления окончательного раскола 1054 г. Олав Трюггвасон с «греческим епископом Павлом» был вполне православным человеком, и Олав Святой не ощущал конфессиональной разницы с русскими родичами, как и его посмертные почитатели на Руси.

Швеция, теснее и непосредственнее других Скандинавских стран связанная с Русью, выразила эту связь и в династическом браке Ярослава с дочерью Шётконунга, и в статусе «Ладожского ярлства», превращенного в своего рода porto franco для скандинавов 1020–1060-х гг. В итоге именно из Ладоги шведская государственность получила финальный импульс для окончательного оформления европейской державы «христианских королей Швеции» династии Стейнкиля 1060–1160-х гг.

IV. Идеологический: обмен духовными ценностями. Он находил выражение в политических и религиозных идеях, династических связях, в использовании общего фонда сведений при создании национальных литератур. Основные импульсы (включавшие и ряд исходных «восточных» образов и мотивов) (Ellis Davidson, 1976: 177–339), первоначально, с середины VIII до середины IX столетия, направленные с Севера на Восток, одновременно встречают ответное движение образов и идей, а по мере стабилизации трансконтинентальной системы путей (кольцо Великого Волжского пути и Пути из варяг в греки) в нарастающем объеме поступают из Руси на Север Европы. Если «заморье» в ПВЛ выступает обобщенным воплощением представления об эпическом источнике единой великокняжеской власти рода Рюриковичей, то и в композиции «Хеймскринглы» мотив пребывания скандинавских конунгов-миссионеров «на Востоке в Гардах» фиксирует поворотные моменты в судьбах Норвегии. Русская летопись не сохранила никаких воспоминаний о северных конунгах, гостивших в Киеве; напротив, киевский князь Ярослав Мудрый, «конунг Ярицлейв» королевских саг – эпически обобщенный образ христианского правителя, воплощающий новые государственно-политические идеалы, не только родич и союзник, но в чем-то и образец для северных конунгов.

Центр тяжести новых идеологических ценностей – скорее на Руси, чем на Севере. Варягов-мучеников киевляне чтили как местных православных святых: первые отшельники Варяжских пещер Киевской лавры, словно былинный Илья, завершали «варяжский путь» христианским подвижничеством православных монахов (Новичкова, 1998: 12–17; Лебедев, 2001а). Культ Климента, папы римского, из православного Херсонеса через Киев и Ладогу распространяется до Осло и Британии, а иноземная церковь Олава в Новгороде, первый зарубежный храм во имя христианского патрона Скандинавии, словно акцентирует сакральную значимость для норманнов того пространства, «Гардов», откуда начинался его провиденциальный последний поход, первый «крестовый поход» 1030 г. в истории Европы, поход воинов-христиан против тронхеймских бондов-язычников, с Востока – на Север, из Руси – в Норвегию, от Ладоги – к Нидаросу.

Обмен духовными ценностями отражен в появлении и распространении с VIII в. культовых атрибутов и ритуалов, сформированных в IX–X вв. «гибридных» погребальных языческих обрядах, мелкой культовой пластики, амулетов и стоящих за всем этим религиозных образов и мифологем, сначала языческих, но с крещения Руси – христианских.

Наиболее обширным полем этого взаимодействия был дружинно-эпический фонд, однако итоговая и сущностная реализация взаимосвязей в духовной сфере, подкрепленная феодально-государственной практикой династических связей, – это распространение с Востока через Русь