— Не мешайте. Уберите вашу охрану и наёмников — нам нужно как можно быстрее восстановить физические повреждения. Ну и персонал тоже не мешает — лучшие из моих людей сейчас на Стене, даже не как боевой расчет, а как аварийные бригады, они ждут, когда там что-то сломается, и ничего не делают, когда нужны мне здесь! Товарищ комиссар, это просто неразумно. У ракшасов — при всём к ним уважении, руки не так растут, чтобы нужными инструментами пользоваться. Во-вторых, меньше чем за сутки нам просто не управиться — они что-то сделали с операционной системой, я боюсь её перезагружать через централь, как бы не заразить всю систему.

— Заразить? Разве машины болеют?

— Можно сделать такую программу, которая сама себя копирует. И потом распространить в системе. Это опасно.

— В смысле? Чем плоха копия программы? У вас кончится бумага?

— Нет… — человек вздохнул. Тяжело объяснять элементарные вещи привидению: — Программа — это цепочка инструкций в машинном коде. Они не на бумаге, а хранятся… ну, скажем, в лампах памяти. Лампы имеют ограниченную емкость. Можно написать такие инструкции, что, выполняя их, программа всё время будет дописывать лишнюю строчку. В результате лампы переполнятся, и система выйдет из строя.

— А, понятно, — примитивно и на пальцах до призрака дошло: — А стереть эту программу полностью?

— Там могут быть инструкции против стирания.

— А, ну как мины на неизвлекаемость. Я понял принцип. Так что вам нужно для «излечения» заразы?

— Нужен оригинал системы из соседней централи, и побыстрее. А чтобы её извлечь нужно и её останавливать. Система занимает четыре блока памяти, таких как этот, — он показал на шкаф выше человеческого роста: — Нужно извлечь переносные блоки памяти из хранилища, доставить на другую централь, остановить централь, скопировать на переносные блоки, включить централь, доставить сюда, восстановить систему… Меньше чем за сутки не управимся, и при этом обороне жить на трёх из пяти.

— Либо оставим, как есть и лишимся навсегда электростанции, либо будем лечить и должны остановить две. Хрень редьки не слаще.

— Да, и ещё — не дайте добраться до остальных станций централи! Без вспомогательных нам не запустить центральную!

— Я понял, — кивнул призрак, и, подняв голову, увидел главаря демонов Хаоса:

— Ну что, пан гетман, видите, что творит наша с вами конкуренция?

— Не надо, комиссар, я же здесь был. Успели бы хлопцы — не допустили бы. Вы же знаете. Но вот, не успели… — он, горестно опустив очи долу, снял папаху и перекрестился.

Стоявший спиной человек-инженер издал неопределённый звук — похожий на смех.

— Знаете, — гетман заметил, что теперь к нему обращаются на холодное «вы»: — Я ведь не слепой. Вполне догадался, что вам нужно. Принцесса⁈

— И что⁈ — гетман поджал руки и крылья, проходя между узких перил лестницы: — У вас есть предложение выгоднее? — это был вопрос, заранее рассчитанный на твёрдое «нет».

— Знаете, — комиссар начинал раздражать казака этим словцом, намекающим то ли что он настолько умнее, то ли что гетман настолько тупой: — Я всегда думал — наёмник — это как⁈ Не иметь вовсе никаких убеждений, или продавать и покупать их у тех, кто больше платит? Существо без воли и принципов⁈ Сегодня ты — борец за свободу, завтра — наймит тирании. Вчера — защитник справедливости, сегодня — пособник палачей? Как можно в любой войне видеть только цену, а не преступление и наказание?— голос призрака аж сорвался на фальцет.

— Это значит — выполнять свою работу, — ответил демон тоном: «ты ещё мне проповеди тут почитай».

— Понятно, — сразу успокоился комиссар: — Это тоже убеждения. А как же любовь, верность, справедливость? Отвечай, грязный коззак — куда они деваются, когда вы меняете сторону? Неужто это так просто, как помножить плюс на минус⁈ Как вообще вас жена переносит⁈

Демон, с интересом наклонив голову, надел папаху, и почёсывая зарастающий щетиной подбородок, подошел к призраку, в испуге отступившему от его огромной тени и склонился к уху:

— Любовь, верность… справедливость… я что-то подзабыл, ты мне кто, пан комиссар? Кум, сват, брат? Хуторянин? Сечевой казак? Может, мы с тобой детей крестили? Хату строили? Ты у меня на свадьбе гулял? Вот для тех, кто был со мной — и будет любовь, верность и справедливость. А для таких как ты — расчёт в золоте.

Он выпрямился и добавил:

— Я не знаток умных слов, — сказал он полным голосом: — Так что можешь придумать их сам, когда будешь записывать мои слова в свою книжечку с доносами. А что касается, жены — то я этой напастью обойдён. Вы забываетесь, пан регментарь, что я несу ответственность не перед вами, а перед своими хлопцами, которые пришли сюда не умирать, а получить золото и вернуться домой живыми.

— И для этого вам нужна принцесса, — призрак, уже оправившийся, уперев руки в боки, стоял к нему в профиль, смотря на экраны инженеров, и вдруг, склонив голову, усмехнулся:

— Гетман, если вам нужно то, что вы сказали, вы могли бы ездить не на войны, а на какие-нибудь стройки. Денег, наверное, даже больше заработаете — и какая безопасность! Я знаю, я знаю, вы сейчас начнёте заливать про честь, про долг, священное что-то… сам при Республике сочинял такие речи милями бумаги… Ну, какая честь у наёмного убийцы? Кому вообще нужен убийца с честью? Какой долг, кроме карточных и по контракту? Священного я вообще ничего не вижу. Если бы я считал войну священным долгом — я бы по другую сторону Стены находился.

Гетман молчал.

— Молчит и молчит! — прокомментировал комиссар: — Что-то себе на уме имеет… — он поискал кресло, развернул к себе, и сел, слегка поежившись от холода.

— Да, вот подумываю, на какую стройку сподручнее моих хлопцев пристроить. Или на покос! Не знаете, где сейчас сбор урожая? А то у меня косари лихие!

Комиссар неожиданно рассмеялся. Гетман и сам улыбнулся — ну а что, шутка и правда была знатная.

— У меня вот к вам какое предложение, пан гетман: ладно, за остаток вашей кондотты я уступлю вам принцессу, даже если нам удастся её поймать. Только два условия: вы помогаете нам в поиске, и никакой больше самодеятельности, второе — сначала Революционное Командование предоставит свои условия выкупа, а уже