— Стоп, девочки. Нет причин для ссоры.

— Ах, нет? — зашипела Лирания. — Ну да, конечно, тебе нет! У тебя всё прекрасно! А, к чёрту вас, целуйтесь тут друг с другом! Пошли отсюда, Ония!

— Но Лииир… — заныла девочка, глядя на недоделенные сладости.

— Пошли, я сказала! — Лирания схватила сестру за руку и потащила к двери. — Не нужны нам подачки!

— Тебе не нужны, ты и уходи! — протестует она, оглядываясь назад полными слёз глазами. — Пусти, мне больно! Ты злюка, злюка!

— Заткнись! Ты ещё не знаешь, что такое больно! — рявкнула девушка и вытащила разрыдавшуюся сестру в коридор.

***

— Па… то есть братец, чего это она? — растерянно спросила Нагма. — Мы уже почти поделили! Это мне, это Оньке, это Лирке, это, поменьше, тебе, Колбочка.

— А чего это мне поменьше? — спросила Дженадин.

— Потому что у тебя и так попа большая!

Колбочка только глаза закатила.

— А почему мне вообще не досталось? — уточнил я.

— А разве ты ешь сладкое? — удивилась Нагма. — Ты же мне всегда отдаёшь! Это что, теперь переделивать, что ли?

— Не переделивай, — сказал я. — Знаешь, возьми долю Лиры и Оньки и отнеси им.

— Точно? — переспросила сестра. — А то я, если что, могу и сама всё слопать!

— Слипнется. Иди-иди, им сейчас явно не помешает побольше сладкого. От нервов.

— Я же говорю, Лирка наглухо шибанутая, — сказала Колбочка, стоя в трусах и с сожалением разглядывая леггинсы. — Изображает из себя невесть что, прынцесса типа. Можно подумать, я не знаю, что…

— Не надо, Дженадин, — перебил я девушку. — Если хочешь сказать про неё гадость, лучше помолчи.

— Ты всё-таки залип, — грустно констатировала Колбочка. — Я так и знала. На неё все залипают.

— Дело не в этом, — покачал головой я. — Просто хреново за спиной такие вещи обсуждать. Не надо так.

— Залип-залип. Я-то вижу. Но ничего тебе не обломится, не надейся. Лирка-недоторога, на всю башку ушибленная, с тех пор как… Ах да, ты ведь не хочешь знать, да?

— Если бы мне было нужно это знать, она бы мне рассказала, верно?

— Да пофиг, подумаешь, — Колбочка с досадой бросила леггинсы на кровать и принялась натягивать штаны.

— А вот с одёжкой она зря. Сиськи у неё, положим, тоже маловаты, у девушки твоего брата побогаче хозяйство, но штаны, может, и подошли бы. Хотя… Не, Лирка худая слишком, только утягивать.

— Никому, в общем, не угодил, — прокомментировал я с досадой. — Только пересрались на ровном месте.

— Ну, хоть приятными тряпочками по себе повозила, — хмыкнула Колбочка. — Правду говорят, натуральная ткань — тактильный оргазм. Не то что синтетика из автоматов. Ладно, не жила хорошо — и нефиг привыкать.

— Погоди убиваться, — сказал я. — Будут тебе ещё тряпочки. Ты забыла — у вас новый прем, теперь всё по-другому.

***

— Лирания плачет и злится на тебя, Онька плачет и злится на Лиранию, на меня никто не злится, но меня выгнали, — сообщила Нагма. — Я оставила им конфеты.

— Правильно, глазастик, так и надо.

Колбочка уже ушла, я укладываю Нагму спать, время совсем позднее.

— А почему Лира на тебя злится? — сестра прижимается ко мне, упираясь в бок острыми коленками.

— Не знаю, колбаса. Думаю, кто-то её обидел.

— Но ведь не ты? Чего же она на тебя злится?

— Так бывает, спи.

— Это неправильно, ты хороший.

— Никто не бывает хорошим для всех.

— Кроме тебя, — убеждённо ответила Нагма. — Потому что ты самый лучший брат на свете!

— Как скажешь, солнышко. Но ты спи, время к полуночи.

— Скажи, братик Док, — спрашивает она уже совсем сонным голосом. — А ты теперь всегда будешь брат, или потом снова станешь папа?

— Не знаю. А ты бы как хотела?

— И я не знаю, — вздыхает она. — Я тебя и так и так люблю.

— И я тебя, ватрушка. А представь, если я теперь вообще расти не буду? Останусь навсегда мальчишкой?

— Ой, а так бывает? — тут же распахнула зелёные глаза Нагма. — Ты серьёзно?

— Вообще, не бывает, но и помолодеть так, как я, не бывает тоже. Так что я серьёзно. И такое может быть.

Теперь сна ни в одном глазу — выпросталась из-под одеяла, села, натянув на голые коленки «фубольку» с «Металликой».

— Тогда, получается, я однажды до тебя дорасту?

— Получается, так.

— Круто! — возбуждённо сказала Нагма. — А потом стану старше?

— Прикинь — да.

— Агась… — задумалась она.

Хмурит лоб, бровями двигает, щёки надувает, чешет нос — картина «Нагма мыслит».

— О чём думаешь, колбаса?

— Тогда, когда я до тебя дорасту, я с тобой женюсь! — сказала она решительно.

— Правильно «выйду замуж», — поправил я. — Женятся мальчики.

— Неважно, значит, выйду.

— Допустим, — улыбнулся я. — Но ты ведь будешь взрослеть дальше, а я так и останусь подростком. Тебя скоро начнут спрашивать: «Эй, дама, как это вы женились на ребёнке? Вам не стыдно?»

— Пфуй, подумаешь! — отмахнулась Нагма. — Совру, что ты мой сын. А потом тебя усыню, как ты меня удочил!

— Правильно «усыновлю». А я тебя удочерил.

— А потом стану старая, и увнучу! Тогда ты всегда-всегда будешь со мной, да?

— Обязательно буду, козявка. А теперь спи.

— Ладно, — она успокоилась и залезла обратно под одеяло. — Но ты лучше не оставайся таким навсегда. Подожди меня, и будем расти вместе, хорошо?

— Договорились, — согласился я. — Если получится — так и сделаю.

***

На этот раз Кери, увидев меня, не испугался, а обрадовался.

— Ты цел! Я как гвардию увидел, думал всё, хана тебе.

— Не на того напали, — картинно пожал плечами я. — А ты чего к девчонкам побежал?

— Я решил Дженадин рассказать, что их према гвардия прихватила. А она подружку позвала, и понеслись… Я только окно показал, в