бывало вышагивает по нежной поросли газона и, не скрывая улыбки, общается с каким-то невзрачным мужичком — невысоким, далеко не молодым и совершенно лысым. Незнакомец, как и Гера, тоже в спортивной форме. И едва я успеваю сообразить, что это тот самый Щеглов, тренер Савицкого по рукопашному бою, как незваные гости начинают разминаться, а после сразу переходят к отрабатыванию приемов.

И, вроде, ничего интересного, одни и те же движения, выпады и удары, но я как зачарованная наблюдаю за происходящим, постепенно забывая о конспирации. Да и кому она нужна? Щеглов и Савицкий настолько увлечены тренировкой, что закричи я в голос, не услышат. Меня вообще в этом доме никто не слышит… Вон, и Гера беспрестанно улыбается и шутит. Как и на кухне с мамой, он вполне адекватно общается с Щегловым. Глядя на него, и не подумаешь, что еще полчаса назад он походил на обезумевшего психа и едва не переломал мне все кости!

Горечь снова застревает комом в горле. Я пытаюсь понять, чем заслужила подобное отношение к себе, но в голову ничего не приходит. За что Савицкий так ненавидит меня? Почему Ар издевается, а отчим мечтает поскорее избавиться от меня? Что со мной не так? А в том, что дело во мне, я уже не сомневаюсь… Правда, подумать об этом мешает внезапный звонок мобильного…

— Тася! — верещит в трубку Амели. — Мышка моя! Я так скучала!

— Привет! — Я моментально забываю о Гере и отпечатках его пальцев на моей руке и, как дурочка, прыгаю от радости. В этом безликом доме, где каждый как может воротит от меня нос, услышать родной голос сродни глотку свежего воздуха.

— Тасеныш, у меня десять минут, выкладывай! — запыхавшись, бормочет Амели. На заднем плане слышится гул голосов и чужой смех. Обычные школьные будни, которых мне так не хватает. — Жека сказал, ты с дерева свалилась?

— Это мелочи, — хмыкаю в ответ, а сама снова выглядываю в окно. Моя главная проблема отнюдь не ссадины от падения, а чертов псих. Как подступиться к его секретам, я понятия не имею. За то время, пока я бегала за мобильным, Савицкий успел стянуть с себя футболку. Красивый, как бог, с фигурой олимпийского атлета, он продолжает отрабатывать приемы на Щеглове, а тот, в свою очередь, недовольно фыркать. Окрыленная надеждой, я алчно скольжу взглядом по обнаженному торсу Геры, но так и не нахожу родимого пятна…

— Эй, ты чего замолчала? —взволнованно напоминает о себе подруга. — Тася, что там у тебя происходит? Опять отчим? Мама?

— Хуже, Амели… Гораздо хуже…

Бессовестно глазею, как в лучах солнца играют мышцы на спине Геры, как улыбка то и дело касается его тонких губ, и понимаю: вот он, закон подлости в деле! Отчего-то природа всегда награждает негодяев неземной красотой, а таким, как я, достается вполне заурядная внешность…

— Таська, я сейчас с ума сойду! Ну же, не молчи!

И я рассказываю все: о жизни в доме Мещерякова и дружбе с Милой, о своём долге Турчину и сумасшедшем Гере, о том, как ушибла дверью лоб, и о том, как прямо сейчас не могу оторвать взгляд от придурка. Правда, последнее списываю на поиски родимого пятна. Хотя кого я обманываю?

Амели слушает — молча, внимательно. А потом, как я и думала, помогает возвести в куб мои проблемы.

— Дурацкое пари! — вспыхивает девчонка. — А ты, Таська, прямо магнит для шизиков! Вот скажи, зачем Турчину знать, где у Геры родинка?! И как вообще он собирается проверить, правду ты сказала или соврала?

— Да Арик и так знает, — обреченно вздыхаю. — Мила рассказала, что лет до десяти ее брат и Савицкий хорошо общались и даже вместе ходили в одну секцию по плаванию.

— Понятно! — фыркает подруга. — Получается, Турчин просто издевается над тобой.

— Выходит, так. Амели, что мне делать? Этот псих Савицкий даже слушать меня не стал!

— Так какого черта, Тася, ты таращишься на него сейчас?! Пока он кулаками машет, дуй в его комнату и попытайся найти хоть какую-нибудь зацепку: детские фотографии, карту медицинскую… я не знаю…

— Ты серьезно? Думаешь, стены в спальне Савицкого завешаны фотографиями его голого зада?

— Почему сразу зада? — хихикает Амели. — Родинка под брюками — это ясно. Но разве она не может…

— Ой! — вскрикиваю слишком резко и чересчур громко, когда Савицкий пропускает удар. Знаю, что это не мое дело, и вообще мне ни капли его не жалко! Будь моя воля, я сделала бы из Геры отбивную! Но разве глупому сердцу объяснишь? Да и не каждый день видишь, как чей-то кулак сталкивается с человеческим телом.

Амели моментально смолкает, а две пары любопытных глаз мгновенно находят небольшое окно в мою каморку и без труда замечают меня. Но если Щеглов уже в следующую секунду теряет ко мне всякий интерес, то Савицкий зависает. Стискивает губы в тонкую полоску и крепче сжимает кулаки. Его отточенные движения вмиг становятся вялыми и заторможенными, зато глаза наливаются кровью.

— Кажется, я только что подписала себе смертный приговор, — усмехаюсь в трубку, но от окна не отхожу. Да и какой смысл теперь прятаться? Тем более, Гера наконец отводит от меня взгляд и начинает неистово дубасить Щеглова.

— Что опять стряслось?! — пищит Амели.

— Ничего особенного. — По сравнению с тем, с какой яростью Савицкий сейчас наступает на Щеглова, я отделалась слишком легко. — Я не люблю драки, только и всего.

— А я тебе говорила: нечего там высматривать. Действуй, Тася! Даже если не найдешь детских фотографий, сможешь отыскать что-то другое! Тебе просто необходимо найти слабое место парня! А если он еще раз тронет тебя хоть пальцем, я приеду и впечатаю его смазливую физиономию в кирпичную стену. Ты меня знаешь — я не шучу! Так и передай своему Савицкому!

— Он не мой! — зачем-то придираюсь к словам Амели.

— Ну-ну! — подозрительно хмыкает подруга и порывается еще что-то сказать, но громогласный звонок нарушает ее планы. Наспех попрощавшись, Амели сбрасывает вызов, а я на свой страх и риск бегу в оставленную нараспашку комнату Геры.

И только очутившись в сером пространстве его спальни, понимаю, что зря поддалась на уговоры подруги: я здесь ничего не найду. Голые стены, минимум мебели, никаких личных вещей на виду, да и в шкафах только