этой широкой магистралью. Сосуществование теплолюбивых и холодостойких видов – плохой хронологический показатель, он не позволяет привязать людоедскую деятельность к началу обширного изменения климата. Присутствие теплолюбивой и приледниковой фауны в одном археологическом грунте представляется одной из характеристик этого ронского биотопа, уже запечатлевшего континентальную атмосферу, но еще находящегося под средиземноморским влиянием. От столь хрупкого аргумента пришлось отказаться, так как он еще сильнее расшатывал наши убеждения насчет действительного возраста каннибалов. Сколько же на самом деле лет этим культурным слоям? 120 тысяч лет, 100 или 80? Вопрос определения возраста раскопок доисторического палеолита предельно важен и требует крайней осторожности, тем более что периоды настолько древние, что не поддаются радиоуглеродному анализу. Теоретически этим методом можно датировать кости возрастом в 55 000 лет, но на самом деле немногие лаборатории способны обработать пробы старше 40 000. Для того чтобы подтвердить точный возраст отложений в сто двадцать тысячелетий, необходимо произвести множество хронометрических замеров различными методами, часто гораздо менее точными, чем радиоуглеродный анализ.

Большое количество датирований разными методами помогает выстроить статистические модели, благодаря которым можно точнее оценить возраст того или иного слоя. Очень мало местонахождений отвечают таким строгим требованиям, что объясняет субъективное желание авторов ограничить количество европейских объектов, хронологически совместимых с этим эпизодом теплого оптимума. Не исключено, что на самом деле в масштабе континента таких памятников относительно много, но, чтобы их таковыми признать, надо разработать большие научные программы, задействовать лучших специалистов из разных стран. А пока лесные народы систематически «убегают» от нас. Несколько больших археологических находок позволяют нам говорить о достоверности неандертальских обществ и понять, как эти люди приспособились к изменению климата.

Теплый оптимум продлился 10–15 тысячелетий. С температурами приблизительно на три градуса выше сегодняшних он представляет собой самый теплый климатический эпизод на Земле за последние 400 000 лет. Мы говорим о глобальной температуре, температуре океана. Местами же, например в наших широтах, эти климатические условия могли отличаться от современных гораздо значительнее; посезонно температуры могли превышать современные на 10–15 градусов. На средних широтах неандертальские популяции, вероятно, постепенно приспосабливались к распространению огромных первозданных лесов.

Однако если каннибализм был прямым следствием климатических изменений, что тогда следует думать о популяциях, которые не смогли приспособиться к лесным пространствам, покрывавшим Европу на протяжении более десяти тысячелетий? Разве на наших широтах эти же леса не были хранилищами биоразнообразия, намного превышающего то, которое было доступно в предыдущие ледниковые периоды? Неужели эти популяции не заметили новые животные ресурсы или не смогли изменить старые охотничьи традиции?

Ведь хищники, которые обнаружены в этот период времени, – львы, гиены, леопарды, волки, медведи и росомахи – однозначно указывают на изобилие добычи. Эти хищники нуждаются в большом количестве животного белка.

Надо пересматривать весь сценарий. Каков бы ни был возраст местонахождения, жили ли наши людоеды в начале или в конце теплого периода, если эти межледниковые леса были такими богатыми, если эта среда была одной из самых насыщенных потенциальной добычей, которые когда‑либо знала Европа, то как можно предполагать, что неандертальцы, заселившие почти все биотопы Евразии, смогли обеспечить выживание этой конкретной группы только путем поедания плоти своих мертвых?

Любому обществу в случае катастрофы для выживания группы может потребоваться поедать своих мертвых. Однако научный труд, который я обсуждаю, вовсе не ограничивал это событие стечением страшных исключительных обстоятельств 100 000 лет назад в ардешской пещерке. Аргументация авторов строилась на глобальном крахе человеческих популяций по всей Евразии, крахе, проистекающем из неспособности неандертальцев подстроиться под богатую лесную среду.

В этой странной теории лесных каннибалов ничего не клеилось.

Тысячелетние знания и стратегии

Голодные эпизоды действительно регулярно имели место в истории человеческого общества, о чем свидетельствуют характерные следы в линиях роста неандертальских зубов. Но это обычные следы, они часто встречаются на зубах очень многих народов охотников‑собирателей, как доисторических, так и современных, например тех же инуитов. Инуиты – в наши дни самый северный народ на планете. Они разработали технологии, позволяющие эффективно выживать в экстремальных условиях, обеспечивать их группы постоянным доступом к питательным ресурсам, которые не использует ни один другой народ на земле. На этих крайне северных просторах ошибка недопустима, так как может подвергнуть опасности все сообщество. И, тем не менее, у инуитов никогда, даже эпизодически, не наблюдалось ни одной формы каннибализма.

У некоторых групп инуитов год разделен на шесть, а иногда и семь сезонов: начало осени, осень, начало зимы, зима, конец зимы, начало весны, весна, лето (!). Такой подход позволяет очень тонко и точно предвидеть использование природной среды.

Традиционные группы охотников‑собирателей обычно занимают огромные территории, которые они отлично освоили, планируя использование природных ресурсов, отличающихся большой вариативностью в зависимости от сезона. Деятельность группы четко определена и изменяется в зависимости от сезона; иногда жизнь группы буквально распланирована на несколько лет вперед. Традиционные кочевые ритмы соответствуют старинному учению, опирающемуся на точное знание поведения животных, их миграционных фаз, обычаев их передвижений. Эти навыки формировались веками, а то и тысячелетиями, и передавались путем устной традиции, обогащаясь из поколения в поколение прекрасным знанием собственных земель. Организация группы, ее выживание, ее равновесие строятся на древних эмпирических и аналитических знаниях, которые уже стоит считать научными, так как они глобально относятся к изучению мира. Так, у некоторых групп инуитов год разделен на шесть, а иногда и семь сезонов: начало осени, осень, начало зимы, зима, конец зимы, начало весны, весна, лето (!). Такой подход позволяет очень тонко и точно предвидеть использование природной среды. Конец зимы может оказаться критическим сезоном. Поздний холод и позднее появление дичи в начале весны могут нести разрушительные последствия. Эти фазы, потенциально подвергающие сообщество опасности из‑за колебаний климата, давно определены. Даже если они соответствуют абсолютно исключительным обстоятельствам, они все‑таки иногда наступают, и коллективная память группы запечатлевает пережитые предками испытания. Каждый член группы помнит о них, и это порождает стратегии, которые со стороны могут показаться контрпродуктивными и даже нерациональными. Празднование весеннего равноденствия отмечает конец зимы многолюдными собраниями и организацией больших соревнований, таких как гонки на санях, игры с мячом и стрельба из лука. Подобные собрания в конце зимы не только служат ориентиром во времени, но и позволяют изолированным зимой группам вновь встретиться, пользуясь случаем, поделиться на пирах зимними запасами, которые обычно оказываются невостребованными. Если празднования отмечают возвращение дичи и периода изобилия, то пиры на самом деле устраиваются не с целью выразить общую радость приходу тепла. Они представляют собой, прежде всего, одну из стратегий, позволяющую возобновить сплоченность