времени эпоху, раньше последнего ледникового периода. Но разделаны и разломаны с какой целью? В своей первой работе 1993 года ученые уже предположили каннибализм, исключив ритуальные действия или погребальные обряды. Почему они сделали такие выводы? По мнению авторов этой работы, этнографические ритуальные каннибальские обычаи всегда показывают бережное отношение к костям: их никогда не переламывают. Именно по этой причине, когда ученые впервые обнародовали свое открытие, они предположили, что имел место каннибализм с целью пропитания. Эти ученые решили, что видимые следы на костях означают просто потребление человеческой плоти в строго питательных целях. Неандертальцев обработали, разделали и съели вплоть до костного мозга, чтобы насытиться всеми тканями, содержащими белки, то есть плотью и костным мозгом.

Каннибализм без аппетита

На самом деле задокументированные практики каннибализма во многих обществах невероятно разнообразны, и этнография никогда не устанавливала универсальных правил сохранения костей. Есть тысячи примеров таких переломов при проведении ритуалов, не связанных с простым поиском пищи. У гуаюпов, индейцев аруаки из Колумбии и Венесуэлы, например, есть верование, будто боги приказали людям раскалывать кости и поедать их. Здесь раскалывание и потребление костей имеет строго ритуальные цели без связи с какой‑либо формой пропитания. Эти ритуализированные обряды имеют отношение к смерти и позволяют совершить траурный процесс деликатно, с целью забыть беду и одновременно оставить память об усопшем. Эти ритуальные обряды касаются отношения к телам близких и выступают частью так называемого эндоканнибализм. Они противоположны зоканнибализму – множеству обрядов, в которых поедаются уже не части тел близких, а части вражеских тел. Будь то поедание своих или чужих, каннибализм всегда в высшей степени ритуализирован и преображен людьми в чудесные театрализованные представления, разыгрывающие стойкость живых, над которыми нависла опасность попасть под влияние мертвых. Эта великая борьба за выживание группы, где мертвые напоминают о себе тысячей образов повседневной жизни. Кластр, например, предположила, что в южноамериканских обществах каннибализм делится на две очень разные категории. Если потребляются кости, то тело принадлежит близкому родственнику, а если плоть – врагу.

Это различие между эндо– и экзоканнибализмом может быть довольно теоретизированным. Во всех южноамериканских группах покойника боятся. В его намерениях сомневаются. Знают, что он уже не член общества. Он на вражеской стороне. Таким образом, в этих процессах поедания умершего может заключаться прогрессивный отказ от него. Он уже не свой, он выходит из группы, он считается объектом, которому больше нельзя доверять. Обряды смешиваются, границы между эндо– и экзоканнибализмом становятся размытыми. Кому поедать плоть? Самым близким родственникам? Или, наоборот, самым далеким от покойника членам племени? Нужно ли поглощать плоть или кости? Нужно ли в конце ритуала разбить череп нашими луками, как мы это делаем с вражескими воинами? Мертвец, близкий, отец выходит из этнического или семейного круга и становится неким опасным объектом и даже врагом, и тогда его плоть надо съесть, как плоть вражеских пленников. Если в теории эндо– и экзоканнибализм признаны во многих обществах на земле, и их можно довольно четко различить, на практике эти различия не так‑то просто отследить. Обряды, производимые по отношению к телу и в целом к останкам, как последним свидетельствам о мертвом, всегда ритуальные, они могут сливаться, совмещаться, чередоваться.

Итак, начиная с 1993 года неандертальские останки воспринимались как свидетельство каннибальских обычаев среди народов, предающихся антропофагии не в ритуальных, а в пищевых целях. И это мнение основывалось лишь на том, что человеческие кости были намеренно переломаны. Полагаю, это ошибочная интерпретация этнографической действительности. Она ограничивает сложность феномена очень маленькой сферой социокультурных фактов, свойственных в той или иной степени большинству обществ на земле. И археология знает о них с тех пор, как начала собирать архивы.

Шесть лет копать, чтобы добраться до съеденных тел

В 1993 году в этой маленькой полости на шестиметровой глубине перед нами стояла задача расширить площадь дна. Дыра была выкопана лестничкой, позволявшей спускаться постепенно, уровень за уровнем. Она была похожа на перевернутую ступенчатую пирамиду с маленькой верхушкой в самом низу; доступная площадь на самом дне была минимальной. Эту площадь надо было увеличить, чтобы докопаться до древнейших уровней и попытаться уяснить значение переломанных костей и разделанных более 100 тысяч лет назад неандертальских тел. Решено было рыть с самого верха и по ходу сравнивать вырытые до этого Пьером стенки, чтобы оказаться на древней земле наших людоедов.

Экспедиция продолжалась шесть лет, по два месяца в год, малым составом археологов, висевших на старых брусьях по краям дыры. Понадобилось 12 долгих месяцев пещерной работы, чтобы расчистить значительную поверхность площадью в 20 квадратных метров на дне этой дыры. Площадь открыла нам окно в прошлое, в котором мы хотели рассмотреть значение найденных человеческих останков. В других технических условиях эту работу можно было бы выполнить за несколько часов, но в нашем случае 12 месяцев были необходимыми и несократимыми. Мы должны были копать, описывать, аккуратно изымать все археологические, геологические и палеонтологические данные, зарегистрированные в пещере, слой за слоем. Пещера была засыпана постепенно, на протяжении тысячелетий. Таким образом, нам пришлось заново изучать почвы, отталкиваясь от самой поздней из них, находящейся на самом верху дыры. Мы ожидали, что эта трудная работа позволит выяснить, что происходило за все это время с климатом и живущими здесь людьми. По окончании 12 долгих месяцев работы мы наконец‑то попали на 15‑й уровень, на котором жили пресловутые каннибалы. На этом этапе к нам присоединились замечательные американские антропологи из Калифорнийского университета в Беркли, которые подарили нашему проекту больше шансов отличить самые мелкие человеческие останки от животных. Двенадцать месяцев, проведенных взаперти в пещере, сблизили меня с каждым сантиметром, и вскоре мы были вознаграждены за нашу настойчивость. Все эти годы мы, подвешенные на досках, испытывали археологический голод, мы скребли эту землю, чтобы выровнять края дыры, которую начал рыть Пьер. И в результате мы получили хорошую рабочую поверхность на дне дыры.

Мы находились в нескольких сантиметрах от грунта, по которому ступали древние каннибалы, и наконец‑то перешли от вертикальной расчистки к горизонтальным раскопкам, благодаря которым смогли бы точнее прочесть происходившее. От вертикальной геологии к горизонтальной этнографии. Теперь надо было медленно снимать отложения, чтобы выявить останки, брошенные неандертальскими охотниками более 100 000 лет назад. Нам удалось обнаружить довольно разрозненные останки, но в большинстве своем они неплохо сохранились. Большая куча пепла говорила о том, что неандертальцы поддерживали очаг. Вокруг нее были раскиданы разломанные и разделанные остатки животных. Затем наконец‑то показались первые человеческие останки. Сначала изредка, а