затем и постоянно, one day, one remain («в день по находке»), как говорили американцы. Действительно, коллекция неандертальских останков быстро выросла из 13, обнародованных в 1993 году, до 78 костей. Они относились ко всем частям тела, от черепа до пальцев ног, появляясь беспорядочно и рассеянно по всей площади раскопок вперемешку с останками животных, послуживших пищей, и иногда вокруг очага, но без следов обгорания. Все наши находки мы представили миру в 1999 году, дав первые характеристики отношения неандертальцев к телам своих усопших. Анализ костей позволяет доказать, что эти 78 маленьких костных фрагментов принадлежали шести разным индивидам, среди которых можно опознать минимум двух детей, двух подростков и двух взрослых. Определение остается приблизительным, так как основывается только на подсчете одноименных костей. Извлечь шесть индивидов из довольно маленькой раскопанной площади в одном археологическом слое – это много. К тому же все возрастные категории были представлены равномерно. Тем не менее мы нашли очень мало кремней; человеческих останков было больше, чем каменных орудий. Раскопки закончились на констатации этого факта. Уникальные и удивительные события происходили в этой пещере сто тысячелетий назад. Наши исследования позволили предположить существование каннибализма в его широком значении, без возможности точно его охарактеризовать.

Этнолог может своими глазами наблюдать за сложными инсценировками, происходящими между живыми и мертвыми, археолог же всего лишь находит брошенные останки, которые трудно интерпретировать. Где обряды? Где действия и жесты живых? С какой целью был расколот этот череп? Чтобы добыть из него питательный мозг? Чтобы отцовская материя выжила в сыне и стала его плотью? Или его разломали и раздробили все члены группы, наподобие южноамериканцев, потому что он воплощает в усопшем часть врага, чей дух может вернуться из загробного мира пугать нас и мстить нам?

Я тебя съем от любви или от голода?

Двадцать лет прошло без новостей от этих ардешских людоедов, и вот в 2019 году глава той археологической экспедиции опубликовал в Journal of Archaeological Science очень интересный анализ, смущавший уже тем, что он подразумевал. Ученый предположил, что неандертальцы из Мула-Герси поедали своих мертвых в периоды острого голодания. А нехватка пищи могла объясняться серьезными климатическими изменениями, из‑за которых старые таежные биотопы превратились в густые теплые леса. Степные народы, охотники на лошадей, получается, просто не смогли полноценно приспособиться к новой среде. В новых густых лесах исчезли большие стада травоядных, на которых они привыкли охотиться, и голод привел неандертальцев к поеданию своих мертвых. Этнография и история признают невероятную сложность отношения к телам усопших – и вдруг авторы приходят к такому предельно точному, однозначному, определяющему цепь событий сценарию, исключающему любые другие гипотезы. Авторы публикации основывали свое рассуждение на предполагаемом возрасте стоянки, около 120 000 лет, как раз в начале периода потепления. Они подчеркивали, что от этого теплого европейского периода осталось очень мало объектов, признавая только пять памятников в Европе и один во Франции.

Главные аргументы казались убедительными. Редкость находок в теплом периоде, таким образом, становилась доказательством падения численности населения при изменении биотопов, в которых неандертальцы больше не могли использовать традиционные охотничьи стратегии. Микроскопический анализ зубов как раз показывал, что в детстве эти неандертальцы переживали регулярные эпизоды голода. И тела были обработаны способом, вполне схожим с тем, которым обрабатывают добычу. После разделки и дробления костей животные и человеческие останки были брошены вперемешку. Так значит этот каннибализм совсем не был ритуальным. Ни эндо-, ни экзо-. Люди боролись за свое выживание в полностью меняющейся среде и были вынуждены питаться трупами соратников ради продолжения рода. В этот раз последствия потепления климата были роковыми, выживание популяций зависело от столь безнадежных действий. Не ходите, дети, в лес, там бродят голодные каннибалы…

Я не мог довольствоваться этой гипотезой и в 2020 году напечатал комментарий в том же научном журнале, разобрав один за другим элементы интерпретации этого объекта, на котором я фактически прожил несколько лет. Мой ответ – «Cannibals in the forest?» – давал другое, можно сказать, противоположное освещение вопроса и постулировал трудность утверждать что‑либо с такими археологическими фактами. Для начала я указал на то, что в Европе более 80 памятников, которые можно отнести к этому теплому периоду, вместо пяти изолированных по всему континенту. Разница может показаться колоссальной, но не удивляйтесь. Она сама по себе оспорима. Почему? Потому, что такие древние объекты очень тяжело датировать, и уж тем более точно.

Возможно, в будущем мой список из 80 поселений будет удлинен или укорочен. Эти колебания естественны в ходе эволюции знаний в науке. Тем не менее вряд ли наше развитие уничтожит большую часть этих археологических ансамблей. Их количество в любом случае намного больше, чем названо в работе 2019 года. Я также подчеркнул в своем комментарии, что критический анализ хронологии поселений должен был распространиться и на оценку возраста самого каннибальского эпизода в ардешской пещере. Возраст 15-го слоя в Мула-Герси на самом деле тоже очень спорный. На этом уровне было сделано всего несколько физико‑химических замеров, и эти исследования дают, если присмотреться, очень противоречивые результаты, так как датировки разнятся в пределах 20 000 или 30 000 лет. Если мы делаем измерения с погрешностью плюс‑минус 10 000 лет, то о каком точном определении периода может идти речь? Где‑то между 90 000 и 120 000 лет назад… И на какую из высших или средних оценок стоит ориентироваться? В любом случае практически ни один из анализов не указывал прямо на фазу теплого оптимума, которую обычно располагают между 123 000 и 116 000 лет назад. Ученые отталкивались, по‑видимому, от климатических показателей, выводимых посредством анализа фауны мелких позвоночных: змей, амфибий, грызунов и так далее, пытаясь выявить смесь фауны, приспособленной к жаркому климату, и откровенно холодоустойчивой фауны. По их мнению, эта совокупность животных может относиться к самому началу теплого оптимума, к эпохе, когда еще были распространены несколько видов животных, характерных для предыдущего ледникового периода. Эта аргументация, к сожалению, была неприемлема, так как «теплые» и «холодные» элементы фауны присутствовали во всей шестиметровой толще, на всех археологических уровнях укрытия, а значит, выживали рядом на протяжении примерно 80 000 лет… Объект возвышается над долиной реки Роны, представляющей главный миграционный коридор, соединяющий Средиземноморье и равнины Севера.

Соотношение теплолюбивых и холодолюбивых видов в составе фауны этой области регулярно и быстро колебалось: некоторые теплолюбивые виды могли подниматься вдоль этой естественной миграционной дороги на север, а более приспособленные к холодному континентальному климату – регулярно спускаться к югу, также пользуясь