Все эти слова министр произнес, склоняясь в почтительном поклоне, но не отводя глаз от груди королевы, выглядывающей из воды чуть смелей, чем на треть. И это ей очень понравилось. Настолько, что смысл слов до расслабленного сознания правительницы этим миром дошел лишь спустя пару минут.

– Какие, сказал ты, моменты? – Она даже привстала в воде, обнажаясь куда откровеннее и снова ловя на себе взгляды министра.

– Ваш первый супруг пострадал от внезапного нападения бунтовщиков и находится при смерти. – В голосе третьего лица на Зигейне прозвучала отчетливая насмешка. – О чем он немедленно оповестил все средства массовой информации. Особенно рада была оппозиция в нашем парламенте.

– Ысов сын, яиц ему шервовых в задницу… – прошипела отчетливо королева, стремительно поднимаясь из чаши бассейна.

Министр очень давно был министром и не растерялся. Он быстро схватил большое пушистое полотенце с ближайшего столика и, скромно потупясь, его предложил своей госпоже. Та медленно подняла руки, не сводя глаз с Шакари. Снова выбор и испытание. Тут же была осторожно и целомудренно завернута в полотно, оперлась на предложенную руку и проследовала за министром на выход из королевской купальни.

– Судя по твоему тону, бунтовщики – очередной плод фантазии нашего увлекающегося галцога Велиглэна Маурского? – внимательно глядя на Шакари она резюмировала.

– Наша гостья сбежала внезапно, – он задумчиво проговорил. – Я говорю о принцессе.

– Ысовы яйца… – королева отчетливо скрипнула зубами, – он действительно при смерти?

– Сломан нос, и моральные травмы, моя королева. С его тонкой душевной организацией… – Премьер усмехнулся, снова бросая весьма откровенные взгляды.

– У меня тоже моральные травмы, Шакари – повиснув на крепкой руке, Агата ему прошептала. – Я лишилась всякой поддержки, и только лишь ты меня так хорошо понимаешь…

Премьер очень давно был министром и не мог не понять, чего хочет эта властная и злопамятная женщина. Рано или поздно это должно было произойти, он всегда это знал. Долгие годы надеялся на бестолковых мужей королевы, но когда она вдруг вернулась с Шедара одна… Галцог не в счет, он всегда был одержим лишь собой и своими идеями.

– Я всегда понимал вас, моя королева… – подавив тяжкий вздох, Шакари закрыл за собой тяжелые двери ее личной спальни и прижался сухими губами к изгибу еще влажной шеи.

В конце концов, – она просто женщина. А он знал отлично, как доставить телесное удовольствие зрелой даме, чувственной и бесстыдной.

Карьера министра стремительно вышла на новый виток.

***

Крохотные пузырьки на поверхности жидкости были видны через тонкие стенки бокала. Драгоценное багаевское стекло… Внезапно блеснувшее воспоминание снова вернуло на Лиглу. Ее любимые фужеры были куда изящнее и изысканнее. Золотистое вино искрилось и игриво брызгало в нос ароматными брызгами.

– Галцог распорядился поднять по тревоге весь гарнизон и прочесывать лес…

Голый Премьер выглядел восхитительно. Одежда его только портила. Интересно, а если указом своим запретить всем подданным носить одежду в присутствии королевы? На галцога Велиглэна Маурского было бы жалко смотреть… Хотя, нет. Это она себе сейчас снова лгала. Гвэл был красив, но какой-то засушенной, мумифицированной красотой. Словно растение в древнем гербарии.

– Судя по тому, что я вижу охрану у наших покоев… – промурлыкала королева, откидываясь спиной на широкую и мускулистую голую грудь.

– Я рискнул не исполнить это поспешное повеление, – Премьер тихо вздохнул, осторожно целуя в макушку свою королеву.

Горячий, живой, сомневающийся. Он был словно огонь в ее темном лесу. Агата прекрасно сейчас понимала чувства и мысли Шакари. Он ощущал себя как настоящий болотоходец: одно лишь неверное движение, один опрометчивый шаг и ты в грязной жидкости по уши, с головой, и назад пути нет, и никто из безнадежности этой не вытащит.

Но сама королева устала от жизни на убогом острове в этом самом болоте. Жизни по строгим правилам, подчиненной одной только цели. Бессмертие, вечная молодость… зачем они ей? За все бессчетные годы, проведенные в бешеной центрифуге безумной погони за молодостью она так и не нашла ответа на этот вопрос. Его просто не было.

– Шакари… – отхлебнув от бокала, она протянула министру драгоценный сосуд и устроилась поудобнее, любуясь руками любовника.

Какое пошлое слово… А ведь если задуматься, то выходило, что за все эти годы Агата ни разу не изменила единственному мужчине. Даже имея восемь мужей. Восемь версий единственного, несравненного, безумного Гвэла. Какая ирония…

– Да, моя королева, – напомнил он о себе, снова нежно целуя куда-то за ухо, опаляя горячим дыханием, волнуя. – Если я был неправ, накажи меня.

Любовник. Фаворит. Возлюбленный.

Да, именно так. Любовником министр оказался поистине восхитительным. Чутким, страстным, умелым. Впервые за всю свою долгую жизнь Агата почувствовала себя центром вселенной, вокруг которой стремительно и извечно вращались галактики, их бесчисленные сверхскопления, пронзенные нитями звездного света.

И только крохотные частицы затерянной памяти глупой лиглянки шептали теперь королеве: «Такое с тобой уже было!» Не безумная страсть юных тел, вспененная гормонами. И не методичный, бездушный, размеренный секс, нужный как полезная медицинская процедура. Все совершенно иначе.

– Мое наказание будет жестоким, сиятельный галцог Шакари Гулайн… – сказала и замерла в предвкушении.

Этот титул давался лишь только мужьям королевы. Вполне весомое и откровение предложение. Министр с честью выдержал испытание, королева взяла его в свой гарем. Все предельно понятно и прямо.

Бокал вздрогнул в крепкой руке и Агата снова залюбовалась ее очертаниями. Исполненные выразительности и какой-то особенной силы витые узоры выпуклых вен, узловатые, крепкие пальцы с ухоженными ногтями. Светлая изморось золостистых волосков. Премьер оказался не только подтянут и мускулист, но и волосат, что в нынешние времена могло считаться знаком дикой ортодоксальности. Но Агате понравилось. Рыжий, весь словно огненный, смуглый и темноглазый он так разительно отличался от всего выводка Глэмов, что королева впервые за долгие годы ощутила себя просто женщиной.

– Нет.

В первые секунды она глупо хлопала ресницами, не желая поверить услышанному. Неохотно покинув мужскую грудь королева медленно оглянулась.

Плотно сжатые губы, упрямый взгляд темных глаз. Даже седой ежик волос выглядел как-то воинственно.

– Шакари? – очень мягко спросила, касаясь ладонью шершавой щеки. – Объясни мне не как королеве, как женщине. Почему ты отказываешься? Ты мне нужен. А титул дает тебе привилегии.

– Моя золотая, – взгляд сразу смягчился, премьер пальцами перехватил узкую ладонь королевы и прижался губами к запястью. – Именно свою женщину я ни с кем разделить не смогу. Прости, вот такой я дикарь.

То что сегодня произошло, ничего не меняет.

– А выбирая между мной – королевой Зигейны и немолодой