Шрифт:
Закладка:
Александр Ширвиндт, «Опережая некролог»
Выезд из гаража
«Быть знаменитым очень даже красиво»
Александр Ширвиндт
Миша Державин был человеком лёгким. А я противный, и раздражение исходило в основном от меня. Он был не в меру покладистым, антиконфликтным, что меня и раздражало (а его не раздражало, что я раздражительный).
При этом, как только мерещилась опасность, он не трусил, но линял.
Мы обменивались с Ленинградом «капустными» бригадами. Ленинградские актёры приезжали сюда, а мы с капустниками шастали туда. В их сборной под руководством Александра Белинского были, в частности, Сергей Юрский, Кирилл Лавров, Зинаида Шарко. Помню такой драматургический ход. Идёт капустник, вдруг бархатный голос объявляет: «Дорогие друзья, 10 апреля в Мариинском театре состоится премьера оперы “Два капитана”. Спешите в кассу». Дальше – опять капустный номер. Вдруг снова голос, уже более настороженный: «Друзья, 10 апреля в Мариинском театре состоится премьера оперы “Два капитана”. Билеты продаются в кассе театра, киосках “Союзпечати”, кассах “Аэрофлота” и железнодорожных кассах». Опять идут номера. Потом: «Товарищи! 10 апреля в Мариинском театре состоится премьера оперы “Два капитана”. Принимаются коллективные заявки, для инвалидов Великой Отечественной войны вход бесплатный». И ещё через некоторое время: «Товарищи! 10 апреля в Мариинском театре состоится премьера оперы “Два капитана”. В театре организована комната матери и ребёнка. В фойе – танцы под духовой оркестр. Во время действия оперы танцы в фойе не прекращаются».
Потом это «капустное» движение как-то стихло – постарели, распались. И вот мы с Театром сатиры должны были ехать на гастроли в Ленинград, и Александр Белинский предложил: «Надо устроить встречу во Дворце искусств». Я ему сказал, что у нас уже ничего нет. Но Сашка был настырный и настаивал:
– Вас хотят видеть, вас любят. Просто посидим в узком кругу, потреплемся.
И уломал. Мы – Державин, Миронов и я – пошли во Дворец искусств потрепаться. Приходим и видим полный зал народу. В первом ряду – Георгий Товстоногов, Аркадий Райкин – весь цвет.
– Саша, а что мы должны делать? – спрашиваем мы его.
– Что-нибудь сделаете. Вы же артисты.
Мы стоим за кулисами: я, за мной Державин и за ним Миронов. Сашка объявляет нас. Мы выходим на сцену. Я оборачиваюсь: мы – вдвоём с Мироновым. Державин улетел!
Зато он не упускал возможности разыграть кого-нибудь на сцене. Наверху в Театре сатиры, где сейчас малая сцена, был большой репетиционный зал, и там мощным составом репетировали «Вишнёвый сад» в постановке Валентина Плучека. У Шарлотты Ивановны, гувернантки, – её играла Ольга Аросева – была маленькая полудрессированная болонка. И когда уже надо было уходить со сцены, бросая вишнёвый сад, должен был остаться один лакей Фирс (Георгий Менглет). Мишка Державин (конторщик Епиходов) с другой стороны сцены держал в руках сосиску. Все покидают сад, а болонка тащит за собой на поводке Шарлотту в противоположную сторону, к сосиске. Пауза. И Мишка говорит:
– Тяжело сука с поместьем расстаётся.
Мы много с ним выступали. Обычно выходили в смокингах или концертных костюмах. Как-то приехали в Израиль, Мишка открывает кофр и обнаруживает, что забыл положить брюки. Извиняясь, он вышел к публике в смокинге и жёваных бежевых штанах. На следующее утро на пляже вижу – идёт Мишка. В этой жвачке.
– О! Ты в концертных!
Мишка обожал, чтобы его узнавали. Говорят: «Быть знаменитым некрасиво». Все делают трагическое лицо и кивают. И врут. Очень даже красиво. Пастернак… Ну хорошо – ну ошибся. Гении тоже ошибаются.
Мишка жил на Арбате, выходил на него и, как сеятель, раздавал календарики со своим изображением. А у Толи Папанова, наоборот, были пластмассовые чёрные очки за 1 рубль 40 копеек, закрывавшие пол-лица, и натянутая на лоб кепка, чтобы не узнали. Толя ездил на «Волге», а машины тогда были буквально у единиц. Он отъезжал от дома у Никитских Ворот, оставлял машину на углу Малой Бронной и Большой Садовой и дальше шёл пешком в Театр сатиры. Ему было неловко, что он на автомобиле, а кругом ходит несчастный народ.
Нас с Мишкой порой путали. Много лет назад мы были на гастролях в Сочи. Два мужика с семьями схватили меня на улице.
– Ваша фамилия Державин?
– Да, – говорю.
– Можно с вами сфотографироваться?
Они все цепляются за меня. У них фотоаппарат из тех, что тогда были популярны, – «Параноид», сразу же выплёвывавший снимок.
– Товарищ, – окликают какого-то прохожего, – на минуточку! Пожалуйста, снимите нас.
Тот кивает, вешает на шею их аппарат.
– Чуть плотнее, – говорит. – Вот так хорошо. Улыбочка!
Фьють – и его нет! Он рванул с этим «Параноидом». А мужики с семьями так и остались стоять группой, не снявшись с Державиным.
Ещё никто не мог понять, Бабаян моя жена или Державина. Надоедало это до такой степени, что хотелось сказать: «Да наша общая! Отстаньте, ради бога!» Роксана всегда была талантливее, умнее, красивее и моложе нас. Миша в последние годы тяжело болел, и она так скрупулёзно занималась его здоровьем, что этот пример можно вносить в какие-нибудь учебники взаимоотношений.
На прощании с Мишей в Театре сатиры я сказал:
– Сейчас время поисков рекордов – с допингом или без, жажда проникнуть в Книгу рекордов Гиннесса. Безумствующие, затаив дыхание, на полчаса опускаются на дно без скафандров, жрут пельмени цистернами… Обидно, что возможности уходят. Но я думаю, 72 года нашей с Мишей безоблачной, чистой, творческой дружбы – это достойно какой-то записи. 72 года – некруглая дата, но большая. Если сейчас опомнятся, куда-то нас с этим рекордом внесут или сделают очередную бессмысленную бляху, то я эту медаль получу и тебе принесу. До скорого, любимый!
В гараже
«Смысл существования был в общении»
А.Ш.: У меня есть полное собрание
