А.Ш.: Раз уж мы стали вспоминать поездки в тогдашние советские республики, то должен сказать, что в южных раньше была особая система подарков. Допустим, богатая свадьба в Ташкенте. Если папа невесты дарил юноше, условно говоря, машину «Волга», то папа жениха дарил девушке бриллиантовое колье. Если папа невесты приглашал, к примеру, Батыра Закирова, то папа жениха, узнав, что в Ташкенте гастролирует Театр сатиры, звал московских артистов. Естественно, за деньги. Андрюша Миронов, Миша Державин и я были на такой свадьбе. Там играл, не останавливаясь, по заказу, оркестрик из пяти человек. Скрипач-капельмейстер маленького роста по имени Яша играл всё мимо нот, но техника была великолепная.

Когда мы доели, допили и уже уходили, Андрюша подошёл к нему и сказал:

– Яша, я вас умоляю – не уезжайте в Израиль.

– Что такое? Я и не собираюсь.

– Поклянитесь, что вы этого не сделаете.

– Да я даже и не думал!

– Но я вас всё-таки прошу. Не уезжайте – вы там умрёте с голоду.

С гастролей в Ташкенте сохранилось моё письмо другу – театральному режиссёру Михаилу Рапопорту. Он со своей женой Миррой Кнушевицкой, как и моя жена, жили тогда на даче в посёлке НИЛ.

Из бардачка Александра Ширвиндта

Минечка, дорогой!

Когда находишься за 3720 километров, то, естественно, всяческие чувства обостряются. Тебе это ещё предстоит познать, а я в силу известной тебе старости и мнительности сижу здесь и волнуюсь: как вы там сожительствуете, как здравствуете, как продвигается автомобилизм и так далее. Очень надеюсь, что ты как единственное мужское начало в семье в меру справедлив, в меру суров и без меры ласков с нашими женщинами.

Моя жизнь протекает здесь довольно тупо и однообразно. Живём в гостинице «Россия» (типа нашего «Минска»). Комнатки похожи на пеналы. Всё в них впукло-выпукло. У меня шкафчик – у соседа вешалка, у меня ниша – у соседа полочка. И всё это из фанерочки. Рядом живёт наш завтруппой с женой. Так, ночью, когда его жена, кряхтя, переворачивается на другой бочок, кажется, что она спит со мной на одной кровати, и я отодвигаюсь инстинктивно, чтобы она меня не столкнула.

Играть здесь трудно – народ вялый, хотя успех по их понятиям большой. Добавили ещё шесть спектаклей, и теперь у меня всего получилось 33. Ужас! 16-го – единственный свободный день. Хочу слетать в Бухару, взглянуть на восточную экзотику в натуре.

Сегодня наконец купил тапочки и завтра совершаю первый выход на стадион «Пахтакор». Что я там буду делать, пока непонятно, но попробовать надо.

Ну что ещё? Местный художник написал очень хороший мой портрет, но, к сожалению, не отдаёт. Был на встрече с молодёжью здешнего русского театра имени Горького. Один из молодых актёров сказал, что я самый современный артист, которого он видел. На что я ему, естественно, заметил, что, значит, он вообще толком никого не видел. Но это, как ты понимаешь, я из скромности, на самом деле мы-то с тобой знаем, что он прав.

Ну вот, Миня, краткий отчёт о моей гастрольной жизни.

Целую тебя, обними женщин, скучай по мне – это помогает в учёбе и личной жизни.

Твой А. Ширвиндт

Н.Б.: Вспомнила одну дачную историю, связанную с Андрюшей Мироновым. Я жила на нашей даче, а Шура в Москве играл в театре. После одного из спектаклей Андрей Миронов и Марк Захаров стали уговаривать Шуру посидеть в ресторане, на что он сказал, что должен поехать ко мне. Он приехал, и мы, поужинав, легли спать.

М.Ш.: А я где был? Или меня ещё не было?

А.Ш.: Ты уже был, но тусовался в другом ресторане.

Н.Б.: Прошло несколько часов. Андрюша с Маркушей вышли из ресторана и решили нас «пугануть». Это было любимое занятие – неожиданно приехать и испугать друга. Часа в четыре утра они добрались до нашей дачи. Мы спали на втором этаже в дальней комнате и не слышали звука подъехавшей машины. Они начали стучать в дверь и вдруг увидели, как по тёмному коридору к ним движется странная фигура в длинном одеянии и колпаке. Им казалось, что, кроме нас, в доме никого быть не должно. На самом же деле в это время на даче жил ещё и мой брат, архитектор, академик Владимир Николаевич Белоусов. Разбуженный шумом, он пошёл к двери в том, в чём спал: в длинной ночной рубашке и ночном колпаке. Андрюша с Марком не то что нас не пуганули, они сами перепугались до смерти от вида этого привидения.

Тут и мы наконец проснулись. Когда всё прояснилось, Андрей подогнал машину прямо к террасе, включил на полную мощь своего любимого исполнителя Хампердинка. Мы тут же накрыли стол, и были танцы до утра. Но они долго находились под впечатлением от увиденного в темноте.

А.Ш.: Ещё была одна дачная история. Лариса Голубкина, жена Андрея Миронова, – прекрасная актриса. Володя Меньшов, преподававший во ВГИКе, показывал студентам сцену из телевизионного отрывка «Летучая мышь» про собаку Шульца с Ларисой, Андрюшей и мною как эталон сосуществования и общения в кадре. Лариса ещё очень тонкая певица и подруга. Иногда она подозревала Андрея в ветрености. Как-то раз мы с ним приехали к нам на дачу и пошли в баню к нашим соседям Поповым и Соколовым. Боря Соколов работал в ракетно-космической сфере и был женат на дочке писателя Ивана Попова, автора пьесы об Ульяновых «Семья», Наташе. Боря фанатично любил париться в бане, постоянно что-нибудь в ней усовершенствовал. Пар был сказочный. Лариса что-то заподозрила. Она не знала, где находится наша дача. Тем более не знала, кто такие Поповы и Соколовы. Мы сидим, паримся, к счастью, действительно мужской компанией, бухие. Распахивается дверь парилки, и входит Лара. Она просто по нюху нас нашла. Села на Рижском вокзале ночью на электричку, доехала, по наитию прошла три километра через поле, оказалась в посёлке, где никогда не была, добрела до дачи Поповых и Соколовых, которую и я нахожу с трудом, и ворвалась в парилку.

М.Ш.: Большая часть моих воспоминаний об Андрее связана с путешествиями.

Из бардачка Михаила Ширвиндта

Иногда летом папа брал нас с мамой на гастроли. Как правило, ехали мы на машине, и, как правило, вчетвером: я с родителями и Андрей. Причём выезжали загодя, чтобы «успеть добраться» до начала первого спектакля. Путешествие