было уезжать, и я попросил куривших поблизости первокурсников помочь оттащить его автомобиль. И мы, человек семь, как пушинку подняли «Запорожец» и поставили в сторону. Рядом с училищем строили какое-то здание с широкими пролётами, у забора которого мы и припарковались.

– А давайте занесём его наверх, – предложил я.

Все воодушевились, прибежало ещё человек десять, и в секунду мы подняли эту консервную банку. Поставили её прямо над училищем и, поскольку она ещё и открылась, даже включили габариты. Потом мне рассказывали, как приятель метался по двору, пока ему кто-то не подсказал:

– А ты наверх не пробовал смотреть?

И он увидел свой «Запорожец», светящийся огнями, на третьем этаже. Студентам, которые с удовольствием занесли машину наверх, тащить её вниз совершенно не хотелось. Так что спуск стоил приятелю приличного количества бутылок пива.

Из бардачка Михаила Ширвиндта

По странной семейной традиции мой первый автомобиль, который я получил в приданое, тоже был полной развалюхой. «Жигули» ВАЗ-2103 с третьим двигателем (!) – знатоки оценят. Это было единственное положительное качество машины. Всё остальное отгнивало и отваливалось на глазах. Я целыми днями под ней лежал, чего-то подвязывал, укреплял, но тщетно. Когда-то она была белого цвета, но время взяло своё, и на висках (в смысле, на крыльях) стали проступать жёлтые ржавые пятна. И я каждое утро, прежде чем сесть за руль, покрывал её бока белой краской из баллончика – прямо по грязи, чтобы лучше держалась. Но это всё мелочи по сравнению с той радостью, которую доставило мне обладание этой машиной. О приключениях и катаклизмах, связанных с моей «трёшкой», можно написать отдельную книгу. Скажу лишь, что, когда пришло время её продавать, я приехал в Южный порт и поставил машину в комиссионку. И там мне выдали крайне неприятную квитанцию-описание продаваемого агрегата. Моя машина разбиралась по пунктам, один страшнее другого.

Кузов – отсутствие лакокрасочного покрытия, ржавчина, вмятины.

Днище – сквозные отверстия, повреждения.

Ходовая часть – люфты, отсутствие некоторых элементов.

Резина – протектор полностью стёрт, вздутия на шинах.

И так далее.

Но самым отвратительным оказалось резюме. В последней графе – «Общее состояние автомобиля» – было написано унизительное: «утиль»!

Она, несчастная, простояла на комиссии около полугода, несколько раз уценивалась и, наконец, была за гроши продана какому-то любителю антиквариата.

Михаил Ширвиндт, «Мемуары двоечника»

М.Ш.: Потом я несколько раз менял «Жигули». И всегда они доставались мне по блату. Семь лет я работал в «Сатириконе», и всё это время стоял вторым в очереди на приобретение машины. За семь лет не сдвинулся ни на шаг. Наконец наступила перестройка. В 1987 году вдруг прошёл слух, что через торговые отделы райисполкомов распределяют машины. Я приезжаю в исполком района, в котором находится театр, и, понимая, что меня пошлют, начинаю со скандала.

– Где машины? Чем вы тут занимаетесь?!

– А вам какую? – неожиданно спрашивает чиновница.

– Какая разница, какую?! – уже не могу остановиться и не снижаю напора. – Мне машина нужна! Это ваша работа!

– Ну всё-таки? – не сдаётся и она.

– «Жигули»!

– «Шестёрка» устроит?

– Что угодно устроит!

– Да что вы кипятитесь? Вам сколько нужно?

Этот вопрос поверг меня в шок.

– Вы же для театра? – уточняет она.

– Да, – говорю в растерянности. – А когда нужно дать ответ?

– Чем быстрее, тем лучше. Пока машины есть.

Прибегаю в театр и вешаю объявление: «Желающие приобрести автомобиль «Жигули» шестой модели обращайтесь к Ширвиндту». На меня смотрели как на больного. В итоге откликнулся только один человек. На следующий день я принёс в исполком список из двух фамилий. Через три дня мы купили две машины по заводской цене и торжественно приехали в театр. На другой день в списке было около 100 фамилий, и я пришёл в исполком.

– Какой торговый отдел? – спросили меня удивлённо.

– Да я вот тут машину купил…

– Какую машину?

Всё исчезло! Это были мои последние «Жигули».

Выезд из гаража

«Нормальные молодые люди на сиденьях спят!»

Михаил Ширвиндт

В советские годы театры дружили с заводами и фабриками (это называлось содружеством искусства и труда), что давало возможность актёрам приобрести какой-нибудь дефицит, выпускаемый на этих производствах: холодильники, телевизоры, автомобили… Руководство театра «Современник» нашло способ приблизиться к конвейеру с вожделенными «Жигулями».

Я работал в театре «Современник» монтировщиком декораций после отчисления меня из Театрального училища имени Щукина за то, что мы с друзьями 7 ноября 1977 года, в день 60-летия Октябрьской революции, сняли флаги с ворот архитектурного института. Одним из спектаклей в то время была «Погода на завтра». Пьесу специально для «Современника» написал Михаил Шатров. Это был стандартный, обязательный для всех театров спектакль на производственную тему. Речь в нём шла о первых годах ВАЗа. Драматичные и острые конфликты хорошего с отличным, неожиданные повороты: нелётная погода задерживает самолёт с необходимыми шинами, простаивает с утра бригада Риммы Соболевой – у неё кончились прокладки (нет, скорее уплотнители), и прочие увлекательные коллизии тем не менее не вписали эту нетленку в золотой фонд «Современника».

Шёл этот спектакль крайне редко – за год моей работы, кажется, только один раз. Почему я о нём рассказываю? А потому что в финале на сцену выезжал выстраданный и, несмотря ни на что, собранный сверкающий автомобиль «Жигули» (аплодисменты). Всё остальное время машина стояла в углу сцены, накрытая тентом. И вот как-то меня попросили подготовить её к выкату: снять чехол, проверить давление в шинах, протереть кузов и так далее, для чего мне выдали хранящийся в сейфе ключ от двери. Управившись со всем этим за десять минут, я сбегал к метро, в мастерской металлоремонта изготовил себе дубликат ключа, вернулся и сдал оригинал на хранение. Зачем? Я хотел угнать автомобиль? Просто покататься? Нет. У машины даже не было двигателя – только кузов и сиденья. Вот об этих самых сиденьях я и мечтал!

Что делают молодые люди на сиденьях стоящих авто? Вы, наверное, вспомните старые голливудские фильмы: кинотеатр под открытым небом, парочки сидят на заднем сиденье с попкорном, а дальше – затемнение, страстные вздохи… Нет! Нормальные молодые люди на сиденьях спят!

Работа монтировщика в «Современнике» была очень высокооплачиваемой, на нас проверяли какой-то «хозрасчёт», иногда я зарабатывал в месяц больше Олега Табакова! Правда, тут ключевое слово «зарабатывал»: нас, рабочих сцены, было восемь человек, и мы действительно пахали с 7 утра до 11 вечера без выходных. А я, не утратив дружеских связей в театральном училище и обладая неслыханными деньгами, после