любой автор, она очень трепетно относится к своим произведением. Здесь все считают ее сумасшедшей, ненормальной. Несколько раз ее забирали в психбольницу и лечили, кололи всякую гадость. Ты, наверное, слышал, как это бывает…

— Да…

— В общем-то от меня много и не требовалось, — продолжил отец. — Я просто сказал, что она была права. Что все, или почти все, о чем она писала — так или иначе существует. Что это не вымысел и не плод больной фантазии.

Я опять огляделся. Квартира едва походила на жилую. Никаких признаков, что здесь жила женщина. Вместо люстры — лампочка на проводке. Дощатые окрашенные полы и старые выцветшие обои на стенах, вот и все убранство. В центре на обоях я заметил светлый прямоугольник.

— Кажется, я вспомнил ее, — вдруг сказал я. — Она была странной женщиной, без мужа, одевалась тоже странно, вычурно, как в кино, сын ее никогда не играл с нами ни в футбол, ни квадрат, ни в прятки — все время стоял в сторонке и смотрел. Мне даже жалко его было. Я звал его, но он почему-то убегал. Про таких всегда говорили — не от мира сего.

Отец кивнул на прямоугольник.

— Там была фотография Павлика с матерью, единственная вещь, которую она забрала с собой. И ты, скорее всего, прав… я в те времена не очень смотрел по сторонам, был увлечен наукой, кто там и как живет во дворе — меня не интересовало. А зря…

— Он был очень странный. Мальчик с луны. Замкнутый, худой, весь какой-то прозрачный что ли… его, понятное дело, дразнили дворовые хулиганы, но он как-то пропускал все это мимо ушей. Дразнили обидно, что-то типа «тифозный», «твоя мать в психушке лежала» и нам тогда казалось это смешным. Представляешь?

Отец кивнул.

— Черт. Как вспомню, в дрожь бросает. А потом они как-то тихо исчезли. Я так и не узнал, что с ними произошло. Тебя уже не было… тоже.

— Прости… — тихо сказал отец. — Вся эта история… уже давно вышла не только из-под контроля, но и за грань… понимания.

Мы посидели в тишине. Мне нужно было так много сказать ему. Снова. Пока он тут. Живой. Но слова не лезли в голову и, хотя молчание было не лучшим вариантом, сейчас оно казалось единственно возможным.

— У нас не так много времени, — сказал он пару минут спустя. — Тебе не нужно здесь находиться. Он может прийти в любой момент.

Я вкратце рассказал о том, как сходил в архив, нашел документы ОКБ «Звезда», о встрече с двойником, погоне и ее неожиданном завершении возле сгоревшего здания полиции, не забыв рассказать и о приличной денежной сумме.

— Парень, которому я отдал свое вознаграждение, поделился со мной значком «Ангел Порядка». Правда я с ним расстался. Гордое звание доносчика мне не приглянулось.

— Так его задержали? — спросил отец, прищурившись.

— Сбежалось все отделение, но в итоге, думаю, он ушел.

— Здесь нет видеокамер. Странные порядки, после нашего мира, где на каждый квадратный метр по пять видеокамер как-то непривычно.

Отец подошел ко мне и протянул маленький сверток.

— Он ищет это. Держи.

Я взял сверток — темный непрозрачный сверток, открыл его и увидел внутри золотые часы «Чайка».

— Чтобы попасть туда, куда тебе надо попасть, нужно как минимум пять кристаллов. Три у тебя есть. Значит… еще два.

— Три?

— Ну да. Эти, потом часы твоей подруги и… вот, от меня. — Он протянул второй сверток.

— А у тебя откуда? — удивился я.

Он подмигнул.

— А как ты думаешь, я сюда попал?

— Спасибо.

Я взял сверток, посмотрел на отца и вдруг понял…

— Значит ты… — наверное в этот миг мое выражение лица было не слишком оптимистичным, потому что отец встал со стула, подошел ко мне и похлопал по плечу.

— Эй, давай бодрее! В конце концов, здесь не самое плохое место. Никакого ЦИБа, никаких камер. Вокруг полно добрых людей.

В его смеющихся глазах читался явный сарказм.

— Но… ты же можешь здесь застрять!

Внезапно он стал серьезным.

— Надеюсь, у тебя получится. Иначе…

Я почувствовал холодок, крадущийся по спине.

— Некоторое время я смогу его тут удержать. Но скорее всего, это ненадолго. У тебя будет фора в пару дней.

Холодок на спине внезапно сковал всю грудную клетку и мне стало трудно дышать.

— Фора? Значит… что? — не понял я. — Ты его не удержишь? Его не поймают?

— Нет.

Я позеленел и почувствовал, как вся эта десятиэтажная махина дома медленно проседает под моими ногами.

— Что это значит? Почему? — язык заплетался, я хотел, но у меня не получалось уловить обрывки смысла, связать настоящее, прошлое и будущее со всеми этими мирами и как-то понять свое в этом место и предназначение.

Отец нагнулся, поднял с пола скомканный лист бумаги, развернул его и протянул мне.

Я покачал головой, взял лист и уставился в него. Буквы скакали перед глазами, и я никак не мог связать их в слова. Когда же у меня получилось, я с трудом прочитал выбитый на пишущей машинке текст:

«… прошлое, настоящее и будущее были связаны одной нитью, крепкой и неразрывной, и существовали как одно целое во всех неисчислимых мирах пока кто-то не потревожил эту связь, и она не стала рушиться, потянув за собой и обрушив вечную гармонию. Оставалось надеяться, что найдется человек, который сможет восстановить разрушенное даже после того, как он узнает, что никакого выбора у него нет».

Я принялся поднимать другие листки, хаотично разбросанные по комнате, разворачивать их и везде, буквально на каждом видел одни и те же слова:

ВЫБОРА НЕТ

ВЫБОРА НЕТ

ВЫБОРА НЕТ

— Неужели это правда? — прошептал я.

Отец подошел и обнял меня.

— У тебя осталось пять минут. Ты должен идти. Найди еще двое часов. Света тебе поможет.

— Ты… ты будешь ждать меня здесь?

Я не хотел уходить и слезы душили меня.