К счастью, успокоившийся и ругнувшийся на «драчливого дуболома» Манфред наконец покинул его кабинет, так громко и быстро стуча каблуками по лестнице, что становилось понятно — он сейчас отнесет эту информацию еще куда-то. Куда-то. Королю.

Но сейчас это было вовсе не важно. Ребенок. Радослава ждала его ребенка! Где-то там, на другом краю земли его колючая и такая хрупкая без магии жена носила в чреве еще более хрупкое существо. Его ребенка.

Манфред даже не понимал, что именно он натворил своими словами. А Мейнгрим вспомнил, как смотрел на только что родившегося Матиаса. Он тогда сильно разозлил Еву, отказавшись взять его на руки. Ребенок казался ему чем-то, что еще только обретет свою ценность. Или не обретет, потому что будет похож на отца. Тут как повезет.

А потом Ева отправила его разыскать любовницу мужа с ребенком в общежитии найденных. И поговорить. О, Мейнгрим тогда прекрасно понял, что она хочет. И чего не хочет тоже. Она не хотела навредить ребенку, и боялась не сдержаться сама, поэтому просила брата.

А он боялся. Да, себе он мог признаться, что боялся услышать того, что Ева сказала дальше:

— Ты её узнаешь сразу. Волосы почти белые, а под платьем в вырез будто яблоки напиханы. Как можно ходить с таким грузом? Никогда не понимала.

И Мейнгрим понял тогда, о ком говорит сестра. Не мог не понять.

Мейнгрим с тяжелым сердцем шел тем вечером в общежитие. Он никак не мог придумать, как объяснить любимой и совершенно незнакомой женщине, что ей придется уехать с ним куда-то очень далеко. Дальше Зорина. В горы или в один из этих маленьких прибрежных городков, где мстительная Ева не станет их искать. Разве можно начинать отношения с такого предложения? А еще сын. Что, если он окажется похожим на Манфреда? Ева что-то говорила о том, что он ровесник Матиаса. Матиас всё еще не вызывал у своего дяди нежных чувств, и Мейнгрим заранее терзался и по этому поводу тоже.

А потом он вошел в эту крошечную комнату и оказался лицом к лицу с ней. В глубине души он надеялся, что, встретив её наконец по-настоящему, он поймет, какое это всё было наваждение, и вернется в реальный мир, где просто нужно устроить так, чтобы две женщины его глупого зятя не пересекались.

Но его надежды оказались тщетны. Его выстроенная ледяная стена едва не рухнула, когда он увидел её так близко. От Радославы — теперь он знал её имя, пахло выпечкой и яблоками, а еще пробивался тонкий её собственный запах. Мейнгрим пытался сосредоточиться хотя бы на ребенке, машинально говоря какие-то грубости женщине лишь для того, чтобы не упасть перед ней на колени и не обнять за ноги, вдыхая все ароматы, что кружили вокруг неё.

Мальчик и впрямь был невероятно похож на Манфреда, но тут Мейнгрим с ужасом понял, что даже это ему не мешает. Это же был её мальчик.

Он уже собирал в голове стройную фразу, должную убедить Радославу, что мальчик может учиться и в другом городе, а Манфред не стоит тех гадостей, что может устроить Ева, как до его мозга дошло упоминание проклятия. В других условиях он бы, разумеется, сразу понял, что Радославе известно о нем неспроста, но при ней он определенно тупел. И даже мысли о ней с Манфредом жгли посильнее меча Евы.

Он снова не сдержался и поспешно ретировался, утверждая, что ему требуется совет. О да, совет ему определенно требовался, только во всем мире не было ни одного человека, которому он доверял достаточно, чтобы поделиться болью своего кипящего сердца. Ему хотелось оледенить самого себя с головы до ног, чтобы хотя бы иметь возможность разговаривать с Радославой и понимать, что она ему отвечает.

А теперь его жена ждала его ребенка. Он мог стать отцом не только Фабиушу, но и другому её мальчику. Только еще больше.

Или девочке. Это сейчас казалось совсем неважным.

Глава 11

Радослава не знала, сколько они шли на этот раз. Пещера, казалось, была без конца и, вероятно, им предстояли годами плутать в ней без возможности выбраться. Радослава старалась не думать о том, что еды почти не осталось. Уставшие, они уснули на сухой возвышенности, чтобы снова продолжить идти утром. Точнее, им казалось, что должно быть утро. Но появившееся свечение над одним из озер заставило предположить иное. Фабиуш мог появиться только во время сна, верно?

Радка со всех ног бросилась вперед, к светящемуся пятну, тогда как Ева порядком отстала и скрылась в тени.

Это их и спасло.

Потому как к ужасу и изумлению Радославы, снова очутившейся почти по пояс в воде, пятно расширилось и явило вовсе не Фабиуша, а Манфреда. Даже с опухшим и покрытым синими линиями кровоподтеков лицом он пытался казаться очаровательным.

— Ну здравствуй, милая Цветка, — широко улыбнулся Манфред, лишь едва заметно поморщившись. Но Радослава видела его холодный цепкий взгляд, ощупывавший темную пещеру. — Наконец-то я тебя нашел!

— Ой ли, — Радка сложила руки на груди, надеясь, что широкие рукава достаточно скроют живот. — Ты прямо местность узнаешь?

— Не привязывайся к словам, — отмахнулся Манфред. — Я так рад наконец оказаться снова с тобой наедине… Мы же одни, верно?

— Разумеется, — без стеснения соврала Радослава, нутром чувствуя, что Еву лучше не выдавать.

— А где моя жена? — похоже, Манфред не ожидал такого ответа и опешил. Взгляд его снова скользнул по темноте, но Ева сообразила затаиться. Умница. — Вы же покинули город вместе.

— Это кто тебе такого наплел, — присвистнула Радка, внутренне вся холодея. — Плюнь ему в уши! Мы пересеклись с Евой в городе, думаю, она за мной следила. Но идти вместе? Пфф, она меня ненавидит!

Лицо Манфреда стало удивленно-беззащитным.

— Тогда где она? — спросил он. — Я был уверен, что вы вместе! Да все так думают!

— Понятия не имею, — отрезала Радка. — Разве ты не хотел увидеть именно меня, наедине? Вот и увидел!

— Так мне поэтому и нужно знать, где она, — Манфред снова вернул самообладание и широкую улыбку. — Тяжело развестись с женщиной, которая неизвестно где!

Радке показалось, что она услышала какой-то звук из угла, где пряталась Ева, поэтому она нарочито громко ахнула и спросила:

— А зачем тебе вдруг пришло в голову разводиться с Евой?

— Странный вопрос, —