Сягэ. Мандзю слишком робок и осторожен. Он боялся нарушить запрет. Поэтому он никогда не проявлял инициативы. Сягэ сама липла к нему. Сама признавалась в чувствах и вытягивала из него признания в ответ. Он отверг ее, а она обнаглела и пришла с ножом в руках, моля ее убить. Шантажистка. Она точно рассчитала, что Мандзю не способен воткнуть в нее нож и пожалеет несчастную. И как ловко она разыграла тоску своим видом умирающей мученицы. Вот Мандзю и сжалился над ней, потому решил нарушить запрет. Сягэ всегда первая говорила ему о своей любви. Он лишь принимал ее признания. Но Мандзю не знает о том, что я тоже люблю его. Я решила поступить, как Сягэ – признаться тенину в своих чувствах, и пусть выбирает между нами.

Приняв решение, я отправилась обратно к месту, где росла хиганбана. Приходилось гнать прочь мысли о том, что всю ночь эти двое провели одни, без моего надзора. Не хотелось представлять себе то, чем они там занимались. Чем ближе я подходила к месту, где рос цветок, тем меньше уверенности у меня оставалось. Не хотелось, чтобы Сягэ узнала о моей любви к Мандзю. Мне тогда придется открыто признать, что я предала нашу дружбу. За ночь ненависть к ней поугасла. Она же не виновата, что влюбилась в Мандзю. Он был слишком хорош. Невозможно в него не влюбиться. Но и меня винить в моих чувствах тоже нельзя. Невольно мы оказались соперницами, и наши пути должны разойтись. Потерять единственную подругу было страшно. Еще страшнее было быть отвергнутой Мандзю.

– Мизуки. – Увидев меня, Сягэ встала с колен МОЕГО Мандзю и протянула мне навстречу руки. – Тебя не было всю ночь. Где ты была? Мы уже начали волноваться о тебе. И где же сливы?

– Съела по дороге, – буркнула я и подпрыгнула вверх. – Кай-кай! – На землю я приземлилась уже человеком.

В траве я заметила початый кувшин с вином. Недолго думая, я схватила сосуд и приложилась к нему губами. Сладкий персиковый напиток обжег мне горло и разжег в желудке огонь. Тот недовольно зарычал, и я икнула.

– Похоже, сливы не насытили тебя, Мизуки, – рассмеялся Мандзю. – Иди сюда, садись к огню. На рассвете я поймал спящего зайца в траве. Я зажарил его для тебя.

Сягэ хихикнула и обвила руками шею Мандзю:

– Я, пожалуй, пойду. Мне нужно проверить корни нашего ликориса. Нам крепко достанется от богини, если они начнут сохнуть или гнить. Найду в недрах земли воду и напою их. – Она поцеловала тенина и скрылась под землей, оставив нас с Мандзю наедине.

Всю дорогу сюда я прокручивала в голове предстоящий разговор с Мандзю. Но сейчас все слова вылетели из головы, и я не могла выдавить из себя ни звука. Оказывается, признаваться в своих чувствах человеку, которого любишь, – непростая задача. Какая, оказывается, Сягэ смелая, раз нашла в себе силы признаться. Ну ничего, я тоже смелая. Вот только съем приготовленного специально для меня зайца.

– Где ты была прошлой ночью? – Мандзю сел рядом, убрал с моего лба прядь волос и заглянул мне в лицо. – Я волновался за тебя.

– Гуляла. – Не глядя на него, я впилась зубами в мясо.

– Так долго? – Мандзю протянул мне миску с рисом.

– Мне нужно было побыть одной, подумать кое о чем. – Я мотнула головой, отказавшись от риса.

– Надеюсь, тебе было хорошо наедине со своими мыслями. – Мандзю не унимался и продолжил предлагать мне еду. В этот раз он протянул мне вино. Кивнув в знак благодарности, я сделала большой глоток. Это должно было придать мне храбрости.

– Благодарю, Мандзю-сан, мне было хорошо одной, – ответила я, вспоминая, как проревела всю ночь.

Я молча жевала мясо, пытаясь подобрать слова, чтобы начать разговор. Решила зайти издалека – это даст мне возможность морально подготовиться к признанию и понять, насколько сильно Мандзю любит Сягэ.

– Если бы Сягэ не призналась тебе в любви, ты тоже не признался бы ей?

– Конечно, нет! Мы же тенины, нам нельзя любить, ты забыла?

– Значит, если бы Сягэ сама не рассказала тебе о своих чувствах, ты бы не любил ее?

– Любил… – не глядя на меня, ответил Мандзю. Он пристально смотрел на огонь, будто тот был его собеседник, а не я. – Почему ты спрашиваешь об этом?

– Хочу понять ваши чувства, – с досадой ответила я и тоже отвернулась.

– Получается, что ты тоже любил Сягэ, но боялся ей признаться и нарушить закон. А если бы тебе кто-то другой, а не Сягэ сказал, что любит тебя, ты тоже ответил бы ему взаимностью? – я все пыталась подвести разговор к нужной точке.

– Нет. Природным духам не дано любить, – пожал плечами Мандзю.

– Но Сягэ ты любишь?!

– Да.

– Но почему? Ты же тенин, тебе нельзя любить. Ты сам так сказал. Тогда почему ты любишь Сягэ?

– Мне сложно это объяснить. Когда я впервые увидел ее, то почувствовал нечто странное внутри. Будто мы были знакомы очень давно и на какое-то время расстались. И вот наконец-то встретились после долгой разлуки. Я ощутил в ней нечто родное – не могу тебе этого объяснить. Просто чувствую так, и все. Когда Сягэ рядом, моя душа поет и радуется. Понимаешь, о чем я? – Мандзю повернулся ко мне и улыбнулся самой широкой, самой милой улыбкой. Той самой, которую я очень любила.

Конечно, я понимала, что он имел в виду. Ведь то же самое испытывала и я, когда Мандзю был рядом со мной. Я кивнула ему вместо ответа.

– Бывают такие встречи, когда перед тобой оказывается совершенно незнакомый человек, а у тебя внутри есть ощущение, будто ты его знаешь. И у вас на двоих есть одна история. Вы точно общались уже, вот только забыли, где и когда. И сейчас, когда ты встретил этого человека вновь, уже не хочется его отпускать от себя и нужно сделать все, чтобы ваше общение возобновилось. Ты пытаешься обратить на себя его внимание, боясь, что незнакомец снова исчезнет из твоей жизни. А потом оказывается, что он и сам не против остаться рядом с тобой, потому что чувствует то же самое. И вот проходят мгновения, а вы уже не можете расстаться, потому что вам обоим этого не хочется. Наверное, это и называется родством душ. А может, сама любовь так рождается в сердцах двоих. При условии, если это взаимно.

Если сейчас не решусь ему признаться, то еще долго не будет подходящего момента. Я набрала побольше воздуха в легкие и зажмурилась, посчитала до