– Вовсе не разлюбила, – я взяла щепотку риса и завернула его в сушеный лист водоросли, – зря ты так обо мне. Если бы не отец, я бы так и осталась служить нашей покровительнице. Я по-прежнему люблю ее. И никогда от своей любви не отказываюсь. Если уж люблю, то до конца.

– Ладно, не обижайся. – Мандзю по-дружески положил мне руку на плечо и слегка сжал его пальцами. В ответ я потерлась щекой о его ладонь. Мне были приятны эти моменты: когда он забывал о своей несложившейся любви и всю заботу и внимание отдавал мне. Тогда я начинала верить, что смогу не только влюбить его в себя, но и убедить его нарушить запрет на любовь не ради Сягэ, а ради меня. В мечтах, которыми я грезила перед сном, все именно так и происходило. Оставалось только реализовать их в жизни.

– Мандзю… – тихий робкий голос за нашими спинами прервал нашу идиллию. Мы обернулись на зов одновременно.

Перед нами стояла Сягэ. Я не видела ее чуть больше недели, но ее было не узнать. Она высохла, как колодец, в котором давно не было воды. Под глазами прижились черные круги. Бледные губы потрескались и шелушились. Спина Сягэ сгорбилась, она была похожа на старушку.

– Что с тобой случилось? – встревоженный Мандзю поднялся на ноги и, забыв о нашей трапезе, бросился к Сягэ.

– Я не смогла… – тихо промолвила природный дух. – Я не смогла сделать, как ты велел. Не сумела забыть тебя. Я словно существовать перестала после твоих слов. Прости, я очень старалась, отвлекала себя другими мыслями. Но ты никак не выходишь ни из моей головы, ни из памяти, ни из сердца. Если хочешь, чтобы я забыла тебя, то лучше убей меня.

Дрожащими руками Сягэ протянула ему танто. Острое лезвие молнией сверкнуло в руках Мандзю. Она выхватил из ее рук нож и швырнул далеко в траву. Ни говоря ни слова, он притянул к себе Сягэ, обнял и крепко прижал к себе. Я задохнулась, увидев в его объятиях другую. Я смотрела на его лицо, по которому сбегала крупная слеза, и не могла поверить, что еще вчера мы сидели в обнимку с тенином и болтали всю ночь до рассвета. Считали падающие звезды и придумывали, что это боги ради развлечения швыряют в смертных осколки звезд. Спать так и не легли. Встретили нежно-розовый рассвет. Вдыхали хрустальный воздух и мечтали о сливах. Спорили, кто отправится собирать их в долину, когда настанет день. Неужели все это ничего не значило для него? Как могла Сягэ одним своим появлением перечеркнуть все, что только начало зарождаться между мной и Мандзю? Я не бегала в тот день по полям, но сердце жалил какой-то невыносимо острый шип. На мгновение оно перестало биться и из груди переместилось к горлу. Мне было слишком больно смотреть на них, непролитые слезы душили беспощадно. Но я не могла оторвать глаз от них.

– Моя душа, – шептал ей в ухо Мандзю. – Я хотел спасти тебя от смерти, но ты сама предпочла смерть. Я тоже ни на секунду не забывал о тебе.

Он терся щекой о бледные щеки Сягэ, и те тут же розовели. Мандзю потерся носом о ее нос, и в безжизненных глазах тенинки появился свет. Наконец, он коснулся губами уголков ее рта, и губы Сягэ заалели. Они больше не были похожи на иссохшую, потрескавшуюся землю.

– Ты все еще любишь меня? – неуверенно спросила Сягэ.

– Больше, чем свою собственную жизнь, – ответил Мандзю, накрыв ее губы своими.

Сягэ принимала поцелуй Мандзю, и из ее глаз ручейками сбегали слезы. Но они будто оживили ее: чем больше слез проливала Сягэ, тем прекрасней становилось ее лицо. Мандзю все не отрывал своих губ от ее. Эти мгновения длились для меня целую вечность. Раздираемая ревностью, я наблюдала за тем, как тенины закрывают глаза во время поцелуя, как наполняются нежностью их крепкие объятия. Как на их красивых лицах отражаются безмятежное счастье и облегчение. Я хотела крикнуть. Приказать, чтобы они прекратили, остановились, но голос изменил мне. Из горла вырвался лишь судорожный вздох.

– Прости. Я так боялся нарушить запрет, что совсем не подумал о твоих чувствах. Не предполагал, что своим решением причиню тебе такую боль, – оторвавшись наконец от губ Сягэ, произнес Мандзю.

– Жестокий, – шутливо укорила Сягэ, – лучше быть проклятой богами, чем жить без тебя.

– Эту ошибку я больше не повторю. Жаль, что я не понял этого раньше. Мне было больно отказываться от тебя. Но я сделал это из благих намерений.

– Я знаю. – Сягэ положила голову ему на плечо. Ее глаза светились счастьем. Мне невыносимо было смотреть на это.

Они оторвались друг от друга, и Сягэ наконец заметила меня.

– Здравствуй, Мизуки. Прости, что не сразу поприветствовала тебя.

– Тебе было не до меня, – огрызнулась я.

– Ты не расскажешь о нас Аматерасу? – Она с надеждой посмотрела на меня.

– Да ну вас, – я махнула на них рукой. – Следите за своим цветком. Я пойду за сливами.

Ни видеть, ни слышать я их была не в состоянии. Мне нужно было поскорее сбежать от объятых счастьем тенинов и пережить свою боль.

– Кай-ка-аай! – взметнувшись в воздухе, я обернулась лисицей и убежала прочь.

Остаток дня и всю ночь я провела в бессмысленном беге. Я бежала без цели, не разбирая дороги – лишь бы заглушить вой сердца внутри. Глупая Сягэ все испортила. Лучше бы ты там, под землей, убила себя тем самым танто, который ты хитро вручила Мандзю. Хотела переложить ответственность за свою смерть на него? Ты же знала, что он не способен на убийство. На это способна только я.

В тот момент я действительно была готова убить свою соперницу. Так неожиданно она явилась в наш славный мир с Мандзю и одним своим появлением разрушила все мои мечты и планы.

Луна выплыла на середину неба и осветила долину. Я не сдержалась и вылила свою боль в протяжном лисьем вое. Спящие в траве птицы вспорхнули и разлетелись по сторонам. Напуганные, ослепленные тьмой, они сталкивались друг с другом и, поверженные своими же собратьями, с тихим свистом падали в траву. Растревоженные поднявшимся шумом цикады невпопад запели, усиливая окружавшую какофонию звуков. Обессиленная, я упала в траву и прорыдала всю ночь. Лишь с приходом рассвета я забылась кратким сном. К пробуждению я уже знала, как поступлю. Я буду действовать, как